Леший - 4

надеюсь, что получу их. Человек я ученый, книжный и всегда был чужд
практической жизни. Обойтись без указаний сведущих людей я не могу и прошу
тебя, Иван Иваныч, вот вас, Леонид Степаныч, и тебя, Жорж... Дело в том,
что manet omnes una nox*, то есть все мы под богом ходим; я стар, болен и
потому нахожу своевременным регулировать свои имущественные отношения
постольку, поскольку они касаются моей семьи. Жизнь моя уже кончена, о
себе я не думаю, но у меня молодая жена, дочь-девушка... Продолжать жить в
деревне им невозможно.
_______________
* всех ожидает одна ночь (лат.).

Елена Андреевна. Мне все равно.
Серебряков. Мы для деревни не созданы. Жить же в городе на те
средства, какие мы получаем с этого именья, невозможно. Третьего дня я
продал на четыре тысячи лесу, но это мера экстраординарная, которою нельзя
пользоваться ежегодно. Нужно изыскать такие меры, которые гарантировали бы
нам постоянную, более или менее определенную цифру дохода. Я придумал одну
такую меру и имею честь предложить ее на ваше обсуждение. Минуя детали,
изложу ее в общих чертах. Наше имение дает в среднем размере не более двух
процентов. Я предлагаю продать его. Если вырученные деньги мы обратим в
процентные бумаги, то будем получать от четырех до пяти процентов. Я
думаю, что будет даже излишек в несколько тысяч, который нам позволит
купить в Финляндии небольшую дачу...
Войницкий. Постой, мне кажется, что мне изменяет мой слух. Повтори,
что ты сказал...
Серебряков. Деньги обратить в процентные бумаги и купить дачу в
Финляндии...
Войницкий. Не Финляндия... Ты еще что-то другое сказал.
Серебряков. Я предлагаю продать имение.
Войницкий. Вот это самое... Ты продашь имение... Превосходно, богатая
идея... А куда прикажешь деваться мне со старухой матерью?
Серебряков. Все это своевременно мы обсудим... Не сразу же...
Войницкий. Постой... Очевидно, до сих пор у меня не было ни капли
здравого смысла. До сих пор я имел глупость думать, что это имение
принадлежит Соне. Мой покойный отец купил это имение в приданое для моей
сестры. До сих пор я был наивен, понимал законы не по-турецки и думал, что
именье от сестры перешло к Соне.
Серебряков. Да, имение принадлежит Соне... Кто спорит? Без согласия
Сони я не решусь продать его. К тому же это я делаю для блага Сони.
Войницкий. Это непостижимо, непостижимо! Или я с ума сошел, или...
или...
Марья Васильевна. Жорж, не противоречь профессору! Он лучше нас
знает, что хорошо и что дурно.
Войницкий. Нет, дайте мне воды... (Пьет воду.) Говорите что хотите!
Что хотите!
Серебряков. Я не понимаю, отчего ты волнуешься, Жорж? Я не говорю,
что мой проект идеален. Если все найдут его негодным, то я не буду
настаивать.

Входит Дядин; он во фраке, в белых перчатках и с широкополым
цилиндром.


11

Те же и Дядин.

Дядин. Честь имею кланяться. Прошу прощения, что осмеливаюсь входить
без доклада. Виновен, но заслуживаю снисхождения, так как у вас в передней
нет ни одного доместика*.
_______________
* слуги (франц. domestique).

Серебряков (смущенно). Очень рад... Прошу...
Дядин (расшаркиваясь). Ваше превосходительство! Mesdames! Мое
вторжение в ваши пределы имеет двоякую цель. Во-первых, я пришел сюда,
чтобы нанести визит и засвидетельствовать свое благоговейное уважение,
во-вторых, чтобы пригласить всех вас, по случаю прекрасной погоды,
совершить экспедицию в мою область. Обитаю я на водяной мельнице, которую
арендую у нашего общего друга Лешего. Это укромный поэтический уголок
земли, где ночью слышится плеск русалок, а днем...
Войницкий. Постой, Вафля, мы о деле... Погоди, после...
(Серебрякову.) Вот спроси ты у него... Это именье куплено у его дяди.
Серебряков. Ах, да зачем мне спрашивать? К чему?
Войницкий. Это именье было куплено по тогдашнему времени за девяносто
пять тысяч! Отец уплатил только семьдесят, и осталось долгу двадцать пять
тысяч. Теперь слушайте... Именье это не было бы куплено, если бы я не
отказался от наследства в пользу сестры, которую любил. Мало того, я
десять лет работал, как вол, и выплатил весь долг.
Орловский. Чего же вы, душа моя, хотите?
Войницкий. Именье чисто от долгов и не расстроено только благодаря
моим личным усилиям. И вот, когда я стал стар, меня хотят выгнать отсюда в
шею!
Серебряков. Я не понимаю, чего ты добиваешься?
Войницкий. Двадцать пять лет я управлял этим именьем, работал,
высылал тебе деньги, как самый добросовестный приказчик, и за все время ты
ни разу не поблагодарил меня! Все время, и в молодости и теперь, я получал
от тебя жалованья пятьсот рублей в год - нищенские деньги! - и ты ни разу
не догадался прибавить мне хоть один рубль!
Серебряков. Жорж, почем же я знал! Я человек непрактический и ничего
не понимаю. Ты мог бы сам прибавить себе, сколько угодно.
Войницкий. Зачем я не крал? Отчего вы все не презираете меня за то,
что я не крал? Это было бы справедливо, и теперь я не был бы нищим!
Марья Васильевна (строго). Жорж!
Дядин (волнуясь). Жорженька, не надо, не надо... Я дрожу... Зачем
портить хорошие отношения? (Целует его.) Не надо...
Войницкий. Двадцать пять лет я вот с ней, вот с этой матерью, как
крот, сидел в четырех стенах... Все наши мысли и чувства принадлежали тебе
одному. Днем мы говорили о тебе, о твоих работах, гордились твоей
известностью, с благоговением произносили твое имя; ночи мы губили на то,
что читали журналы и книги, которые я теперь глубоко презираю!
Дядин. Не надо, Жорженька, не надо... Не могу...
Серебряков. Я не понимаю, что тебе нужно?
Войницкий. Ты для нас был существом высшего порядка, а твои статьи мы
знали наизусть... Но теперь у меня открылись глаза. Я все вижу! Пишешь ты
об искусстве, но ничего не понимаешь в искусстве! Все твои работы, которые
я любил, не стоят гроша медного!
Серебряков. Господа! Да уймите же его наконец! Я уйду!
Елена Андреевна. Жорж, я требую, чтобы вы замолчали! Слышите?
Войницкий. Не замолчу! (Загораживая Серебрякову дорогу.) Постой, я не
кончил! Ты погубил мою жизнь! Я не жил, не жил! По твоей милости я
истребил, уничтожил лучшие годы своей жизни! Ты мой злейший враг!
Дядин. Я не могу... не могу... Я уйду в другую комнату... (В сильном
волнении уходит в правую дверь.)
Серебряков. Что ты хочешь от меня? И какое ты имеешь право говорить
со мной таким тоном? Ничтожество! Если именье твое, то бери его, я не
нуждаюсь в нем!
Желтухин (в сторону). Ну, заварилась каша!.. Уйду! (Уходит.)
Елена Андреевна. Если не замолчите, то я сию минуту уеду из этого
ада! (Кричит.) Я не могу дольше выносить!
Войницкий. Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Если б я жил
нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский... Я
зарапортовался! Я с ума схожу... Матушка, я в отчаянии! Матушка!
Марья Васильевна. Слушайся профессора!
Войницкий. Матушка! Что мне делать? Не нужно, не говорите! Я сам
знаю, что мне делать! (Серебрякову.) Будешь ты меня помнить! (Уходит в
среднюю дверь.)

Марья Васильевна идет за ним.

Серебряков. Господа, что же это наконец такое? Уберите от меня этого
сумасшедшего!
Орловский. Ничего, ничего, Саша, пусть у него душа уляжется. Ты не
волнуйся так.
Серебряков. Не могу я жить с ним под одной Крышей! Живет тут
(указывает на среднюю дверь), почти рядом со мной... Пусть перебирается в
деревню, во флигель, или я переберусь отсюда, но оставаться с ним я не
могу...
Елена Андреевна (мужу). Если повторится еще что-нибудь подобное, то я
уеду!
Серебряков. Ах, не пугай, пожалуйста!
Елена Андреевна. Я не пугаю, но все вы точно условились сделать из
моей жизни ад... Я уеду...
Серебряков. Все отлично знают, что ты молода, я стар, и что ты
делаешь большое одолжение, что живешь здесь...
Елена Андреевна. Продолжай, продолжай...
Орловский. Ну, ну, ну... Друзья мои...

Быстро входит Хрущов.


12

Те же и Хрущов.

Хрущов (волнуясь). Очень рад, что застаю вас дома, Александр
Владимирович... Простите, быть может, я пришел не вовремя и помешал вам...
Но не в этом дело. Здравствуйте...
Серебряков. Что вам угодно?
Хрущов. Извините, я взволнован - это оттого, что сейчас я быстро ехал
верхом... Александр Владимирович, я слышал, что третьего дня вы продали
Кузнецову свой лес на сруб. Если это правда, а не простая сплетня, то,
прошу вас, не делайте этого.
Елена Андреевна. Михаил Львович, муж сейчас не расположен говорить о
делах. Пойдемте в сад.
Хрущов. Но мне сейчас нужно говорить! Елена Андреевна. Как знаете...
Я не могу... (Уходит.)
Хрущов. Позвольте мне съездить к Кузнецову и сказать ему, что вы
раздумали... Да? Позволяете? Повалить тысячу деревьев, уничтожить их ради
каких-нибудь двух-трех тысяч, ради женских тряпок, прихоти, роскоши...
Уничтожить, чтобы в будущем потомство проклинало наше варварство! Если вы,
ученый, знаменитый человек, решаетесь на такую жестокость, то что же
должны делать люди, стоящие много ниже вас? Как это ужасно!
Орловский. Миша, после об этом!
Серебряков. Пойдем, Иван Иванович, это никогда не кончится.
Хрущов (загораживая Серебрякову дорогу). В таком случае вот что,
профессор... Погодите, через три месяца я получу деньги и куплю у вас сам.
Орловский. Извини, Миша, но это даже странно... Ну, ты, положим,
идейный человек... покорнейше тебя благодарим за это, кланяемся тебе низко
(кланяется), но зачем же стулья ломать?
Хрущов (вспыхнув). Всеобщий крестненький! Много добродушных людей на
свете, и это всегда казалось мне подозрительным! Добродушны они все
оттого, что равнодушны!
Орловский. Вот ты ссориться сюда приехал, душа моя... Нехорошо!
Идея-то идеей, но надо, брат, иметь еще и эту штуку... (Показывает на
сердце.) Без этой штуки, душа моя, всем твоим лесам и торфам цена грош
медный... Не обижайся, но зеленый ты еще, ух, какой зеленый!
Серебряков (резко). И в другой раз потрудитесь не входить без
доклада, и прошу вас избавить меня от ваших психопатических выходок! Всем
вам хотелось вывести меня из терпения, и это удалось вам... Извольте меня
оставить! Все эти ваши леса, торфы я считаю бредом и психопатией - вот мое
мнение! Пойдем, Иван Иванович! (Уходит.)
Орловский (идя за ним). Это, Саша, уж слишком... Зачем так резко?
(Уходит.)
Хрущов (один, после паузы). Бред, психопатия... Значит, по мнению
знаменитого ученого и профессора, я сумасшедший... Преклоняюсь перед
авторитетом вашего превосходительства и поеду сейчас домой, обрею себе
голову. Нет, сумасшедшая земля, которая еще держит вас!

Быстро идет к правой двери; из левой входит Соня, которая
подслушивала у двери в продолжение всего 12-го явления.


13

Хрущов и Соня.

Соня (бежит за ним). Постойте... я все слышала... Говорите же...
Говорите скорее, а то я не выдержу и сама начну говорить!
Хрущов. Софья Александровна, я сказал уже все, что мне нужно. Я
умолял вашего отца пощадить лес, я был прав, а он оскорбил меня, назвал
сумасшедшим... Я сумасшедший!
Соня. Довольно, довольно...
Хрущов. Да, не сумасшедшие те, которые под ученостью прячут свое
жестокое, каменное сердце и свое бездушие выдают за глубокую мудрость! Не
сумасшедшие те, которые выходят за стариков замуж только для того, чтобы у
всех на глазах обманывать их, чтобы покупать себе модные, щегольские
платья на деньги, вырученные от порубки лесов!
Соня. Слушайте меня, слушайте... (Сжимает ему руки.) Дайте мне
сказать вам...
Хрущов, Перестанем. Кончим. Я для вас чужой, ваше мнение о себе я уже
знаю и делать мне тут больше нечего. Прощайте. Жалею, что после нашего
короткого знакомства, которым я так дорожил, у меня останутся в памяти
только подагра вашего отца и ваши рассуждения о моем демократизме... Но не
я в этом виноват... Не я...

Соня плачет, закрывает лицо и быстро уходит в левую дверь.

Я имел неосторожность полюбить здесь, это послужит для меня уроком! Вон из
этого погреба!

Идет к правой двери; из левой выходит Елена Андреевна.


14

Хрущов и Елена Андреевна.

Елена Андреевна. Вы еще здесь? Постойте... Сейчас Иван Иванович
сказал мне, что муж был резок с вами... Простите, он сегодня сердит и не
понял вас... Что же касается меня, то моя душа принадлежит вам, Михаил
Львович! Верьте в искренность моего уважения, я сочувствую, тронута, и
позвольте мне от чистого сердца предложить вам мою дружбу! (Протягивает
обе руки.)
Хрущов (брезгливо). Отойдите от меня... Я презираю вашу дружбу!
(Уходит.)
Елена Андреевна (одна, стонет). За что? За что?

За сценой выстрел.


15

Елена Андреевна, Марья Васильевна, потом Соня, Серебряков. Орловский
и Желтухин.
Марья Васильевна выходит, пошатываясь, из средней двери, вскрикивает
и падает без чувств.
Соня выходит и бежит в среднюю дверь.

Серебряков. Что такое?
Орловский. Что такое?
Желтухин. Что такое?

Слышно, как вскрикивает Соня; она возвращается и кричит: "Дядя Жорж
застрелился!" Она, Орловский, Серебряков и Желтухин бегут в среднюю дверь.

Елена Андреевна (стонет). За что? За что?

В правой двери показывается Дядин.


16

Елена Андреевна, Марья Васильевна и Дядин.

Дядин (в дверях). Что такое?
Елена Андреевна (ему). Увезите меня отсюда! Бросьте меня в глубокую
пропасть, убейте, но здесь я не могу оставаться. Скорее, умоляю вас!
(Уходит с Дядиным.)

Занавес


ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Лес и дом при мельнице, которую арендует Дядин у Хрущова.


1

Елена Андреевна и Дядин сидят на скамье под окном.

Елена Андреевна. Голубчик Илья Ильич, завтра вы опять съездите на
почту.
Дядин. Всенепременно.
Елена Андреевна. Погожу еще три дня. Если не получу от брата ответа
на свое письмо, то возьму у вас денег взаймы и сама поеду в Москву. Не век
же мне жить тут у вас на мельнице.
Дядин. Оно конечно...

Пауза.

Не смею я учить вас, многоуважаемая, но все ваши письма, телеграммы, и что
я каждый день езжу на почту - все это, извините, напрасные хлопоты. Какой
бы ответ ни прислал вам братец, вы все равно вернетесь к супругу.
Елена Андреевна. Не вернусь я... Надо рассуждать, Илья Ильич. Мужа я
не люблю. Молодежь, которую я любила, была несправедлива ко мне от начала
до конца. Зачем же я туда вернусь? Вы скажете - долг... Это я и сама знаю
отлично, но, повторяю, надо рассуждать...

Пауза.

Дядин. Так-с... Величайший русский поэт Ломоносов убежал из
Архангельской губернии и нашел свою фортуну в Москве. Это, конечно,
благородно с его стороны... А вы-то зачем бежали? Ведь вашего счастья,
ежели рассуждать по совести, нигде нету... Положено канареечке в клетке
сидеть и на чужое счастье поглядывать, ну, и сиди весь век.
Елена Андреевна. А может быть, я не канарейка, а вольный воробей!
Дядин. Эва! Видно птицу по полету, многоуважаемая... За эти две
недели другая дама успела бы в десяти городах побывать и всем в глаза пыль
пустить, а вы изволили добежать только до мельницы, да и то у вас вся душа
измучилась... Нет, куда уж! Поживете у меня еще некоторый период времени,
сердце ваше успокоится, и поедете к супругу. (Прислушивается.) Кто-то едет
в коляске. (Встает.)
Елена Андреевна. Я уйду.
Дядин. Не смею дольше утруждать вас своим присутствием... Пойду к
себе на мельницу и засну немножко... Нынче я встал раньше Авроры.
Елена Андреевна. Когда проснетесь, приходите, вместе чай будем пить.
(Уходит в дом.)
Дядин (один). Если бы я жил в умственном центре, то с меня могли бы
нарисовать в журнале карикатуру с презабавною сатирическою надписью.
Помилуйте, будучи уже в пожилых летах и с непривлекательною наружностью, я
увоз у знаменитого профессора молодую жену! Это восхитительно! (Уходит.)


2

Семен (несет ведра) и Юля (входит).

Юля. Здравствуй, Сенька, бог в помощь! Илья Ильич дома?
Семен. Дома. Пошел на мельницу.
Юля. Поди позови.
Семен. Сейчас. (Уходит.)
Юля (одна). Спит, должно быть... (Садится на лавочку под окном и
глубоко вздыхает.) Одни снять, другие гуляют, а я целый день мыкаюсь,
мыкаюсь... не посылает бог смерти. (Вздыхает еще глубже.) Господи, есть же
такие глупые люди, как этот Вафля! Еду я сейчас мимо его амбара, а из
дверей черненький поросеночек выходит... Вот как порвут ему свиньи чужие
мешки, тогда и будет знать...

Входит Дядин.


3

Юля и Дядин.

Дядин (надевает сюртук). Это вы, Юлия Степановна? Виноват, я
дезабилье... Хотел уснуть немножко в объятиях Морфея.
Юля. Здравствуйте.
Дядин. Извините, я не приглашаю вас в комнаты... Там у меня не
прибрано и прочее... Ежели угодно, то пожалуйте на мельницу...
Юля. Я и тут посижу. Вот я зачем к вам приехала, Илья Ильич. Ленечка
и профессор, чтобы развлечься, хотят сегодня здесь у вас на мельнице
пикник устроить, чаю напиться...
Дядин. Весьма приятно.
Юля. Я вперед приехала... Скоро и они будут. Распорядитесь, чтобы
поставили тут стол, ну и самовар, конечно... Велите Сеньке, чтоб он вынул
из моей коляски корзины с провизией.
Дядин. Это можно.

Пауза.

Ну что? Как у вас там?
Юля. Плохо, Илья Ильич... Верите ли, такая забота, что я даже
заболела. Вы знаете, ведь профессор и Сонечка теперь у нас живут!
Дядин. Знаю.
Юля. После того как Егор Петрович руки на себя наложил, они не могут
жить в своем доме... Боятся. Днем все-таки еще ничего, а как вечер,
сойдутся все в одной комнате и сидят до самого рассвета. Страшно всем.
Боятся, как бы в потемках Егор Петрович не представился...
Дядин. Предрассудки... А про Елену Андреевну вспоминают?
Юля. Конечно, вспоминают.

Пауза.

Укатила!
Дядин. Да, сюжет, достойный кисти Айвазовского... Взяла и укатила.
Юля. И теперь неизвестно где... Может, уехала, а может, с отчаяния...
Дядин. Бог милостив, Юлия Степановна! Все будет благополучно.

Входит Хрущов с папкой и с ящиком для рисовальных принадлежностей.


4

Те же и Хрущов.

Хрущов. Эй! Кто здесь есть? Семен!
Дядин. Взгляни сюда!
Хрущов. А!.. Здравствуйте, Юлечка!
Юля. Здравствуйте, Михаил Львович.
Хрущов. А я, Илья Ильич, опять к тебе пришел работать. Не сидится
дома. Вели по-вчерашнему поставить под это дерево мой стол, да и скажи,
чтобы две лампы приготовили. Уж начинает смеркаться...
Дядин. Слушаю, ваше благородие. (Уходит.)
Хрущов. Как живете, Юлечка?
Юля. Так себе...

Пауза.

Хрущов. Серебряковы у вас живут?
Юля. У нас.
Хрущов. Гм... А ваш Ленечка что делает?
Юля. Дома сидит... Всё с Сонечкой...
Хрущов. Еще бы!

Пауза.

Ему бы жениться на ней.
Юля. Что ж? (Вздыхает.) Дай бог! Он человек образованный,
благородный, она тоже из хорошего семейства... Я всегда ей желала...
Хрущов. Дура она...
Юля. Ну, не скажите.
Хрущов. И ваш Ленечка тоже умник... Вообще вся ваша публика как на
подбор. Ума палата!
Юля. Вы, должно быть, сегодня не обедали.
Хрущов. Почему вы это думаете?
Юля. Сердиты вы уж очень.

Входят Дядин и Семен; оба несут небольшой стол.


5

Те же, Дядин и Семен.

Дядин. А у тебя, Миша, губа не дура. Прекрасное место выбрал ты себе
для работы. Это оазис! Именно оазис! Вообрази, что это вокруг всё пальмы,
Юлечка - кроткая лань, ты лев, я тигр.
Хрущов. Хороший ты, душевный человек, Илья Ильич, но что у тебя за
манеры? Какие-то мармеладные слова, ногами шаркаешь, плечами дергаешь...
Если кто посторонний увидит, то подумает, что ты не человек, а черт знает
что... Досадно...
Дядин. Значит, на роду у меня так написано... Фатальное
предопределение.
Хрущов. Ну вот, фатальное предопределение. Брось все это. (Фиксирует
на столе чертеж.) Я сегодня останусь у тебя ночевать.
Дядин. Чрезвычайно рад. Вот ты, Миша, сердишься, а у меня на душе
невыразимо отрадно! Как будто сидит у меня в груди птичка и песенку поет.
Хрущов. Радуйся.

Пауза.

У тебя в груди птичка, а у меня жаба. Двадцать тысяч скандалов! Шиманский
продал свой лес на сруб... Это раз! Елена Андреевна бежала от мужа, и
теперь никто не знает, где она. Это два! Я чувствую, что с каждым днем
становлюсь все глупее, мелочнее и бездарнее... Это три! Вчера я хотел
рассказать тебе, но не мог, не хватило храбрости. Можешь меня поздравить.
После покойного Егора Петровича остался дневник. Этот дневник на первых
порах попал в руки Ивана Иваныча, я был у него и прочел раз десять...
Юля. Наши тоже читали.
Хрущов. Роман Жоржа с Еленой Андреевной, о котором трезвонил весь
уезд, оказывается подлой, грязной сплетней... Я верил этой сплетне и
клеветал заодно с другими, ненавидел, презирал, оскорблял.
Дядин. Конечно, это нехорошо.
Хрущов. Первый, кому я поверил, был ваш брат, Юлечка! Хорош тоже и я!
Поверил вашему брату, которого не уважаю, и не верил этой женщине, которая
на моих же глазах жертвовала собой. Я охотнее верю злу, чем добру, и не
вижу дальше своего носа. А это значит, что я бездарен, как все.
Дядин (Юле). Пойдемте, детка, на мельницу. Пускай он, злюка, тут
работает, а мы с вами погуляем. Пойдемте... Работай, Мишенька. (Уходит с
Юлей.)
Хрущов (один; разводит в блюдечке краску). Раз ночью я видел, как он
прижался лицом к ее руке. У него в дневнике подробно описана эта ночь,
описано, как я приехал туда, что говорил ему. Он приводит мои слова и
называет меня глупцом и узким человеком.

Пауза.

Слишком густо... Надо посветлее... А дальше он бранит Соню за то, что она
меня полюбила... Никогда она меня не любила... Кляксу сделал... (Скоблит
бумагу ножом.) Даже если допустить, что это немножко верно, то все-таки
нечего уж об этом думать... Глупо началось, глупо кончилось...

Семен и рабочие несут большой стол.

Что это вы? К чему это?
Семен. Илья Ильич велел. Господа из Желтухина приедут чай пить.
Хрущов. Покорно благодарю. Значит, насчет работы придется отложить
попечение... Соберу все и уйду домой.

Входит Желтухин под руку с Соней.


6

Хрущов, Желтухин и Соня.

Желтухин (поет). "Невольно к этим грустным берегам меня влечет
неведомая сила..."
Хрущов. Кто это там? А! (Спешит уложить в ящик рисовальные
принадлежности.)
Желтухин. Еще один вопрос, дорогая Софи... Помните, в день рождения
вы завтракали у нас? Сознайтесь, что вы хохотали тогда над моей
наружностью.
Соня. Полноте, Леонид Степаныч. Можно ли это говорить? Хохотала я без
причины.
Желтухин (увидев Хрущова). А, кого вижу! И ты здесь? Здравствуй.
Хрущов. Здравствуй.
Желтухин. Работаешь? Отлично... Где Вафля?
Хрущов. Там...
Желтухин. Где там?
Хрущов. Я, кажется, ясно говорю... Там, на мельнице.
Желтухин. Пойти позвать его. (Идет и напевает.) "Невольно к этим
грустным берегам..." (Уходит.)
Соня. Здравствуйте...
Хрущов. Здравствуйте.

Пауза.

Соня. Что это вы рисуете?
Хрущов. Так... неинтересно.
Соня. Это план?
Хрущов. Нет, лесная карта нашего уезда. Я составил.

Пауза.

Зеленая краска означает места, где были леса при наших дедах и раньше;
светло-зеленая - где вырублен лес в последние двадцать пять лет, ну, а
голубая - где еще уцелел лес... Да...

Пауза.

Ну, а вы что? Счастливы?
Соня. Теперь, Михаил Львович, не время думать о счастье.
Хрущов. О чем же думать?