Марина Цветаева - Дневниковая проза - 5

Из письма:
"Если бы Вы сейчас вошли и сказали: "Я уезжаю надолго, навсегда", - или: "Мне кажется, я Вас больше не люблю", - я бы, кажется, не почувствовала ничего нового: каждый раз, когда Вы уезжаете, каждый час, когда Вас нет - Вас нет навсегда и Вы меня не любите".
__________
В моих чувствах, как в детских, нет степеней.
__________
Первая победа женщины над мужчиной - рассказ мужчины о его любви к другой. А окончательная ее победа - рассказ этой другой о своей любви к нему, о его любви к ней. Тайное стало явным, ваша любовь - моя. И пока этого нет, нельзя спать спокойно.
__________
Все нерассказанное - непрерывно. Так, непокаянное убийство, например, - длится. То же о любви.
__________
Вы не хотите, чтобы знали, что вы такого-то любите? Тогда говорите о нем: "я его обожаю!" Впрочем, некоторые знают, что это значит.
__________
Рассказ.
- Когда мне было восемнадцать лет, в меня был безумно влюблен один банкир, еврей. Я была замужем, он женат. Толстый такой, но удивительно трогательный. Мы почти никогда не оставались одни, но когда это случалось, он мне говорил только одно слово: "Живите! Живите!" - И никогда не целовал руки. Однажды он устроил вечер, нарочно для меня, назвал прекрасных танцоров - я тогда страшно любила танцевать! Сам он не мог танцевать, потому что был слишком толст. Обыкновенно он на таких вечерах играл в карты. В этот вечер он не играл.
(Рассказчице тридцать шесть лет, пленительна.)
__________

- "Только живите!" Я уронила руки,
Я уронила на руки жаркий лоб...
Так молодая Буря слушает Бога
Где-нибудь в поле, в какой-нибудь темный час.
И на высокий вал моего дыханья
Властная вдруг - словно с неба ложится длань.
И на уста мои чьи-то уста ложатся.
Так молодую Бурю слушает - Бог.

(Nachhall, отзвук.)
__________
Гостиная - поле, вчерашняя смолянка - Буря, толстый банкир - Бог. Что уцелело? Да вот то одно слово, которое банкир говорил институтке и Бог в первый день - всему: "Живите!"
"Будь" единственное слово любви, человеческой и божеской. Остальное: гостиная, поле, банкир, институтка - частности.
Что же уцелело? - Всё.
__________
Лучше потерять человека всем собой, чем удержать его какой-то своей сотой.
Полководец после победы, поэт после поэмы - куда? - к женщине. Страсть - последняя возможность человеку высказаться, как небо - единственная возможность быть - буре.
Человек - буря, страсть - небо, ее растворяющее.
__________
О, поэты, поэты! Единственные настоящие любовники женщин!
__________
Желание вглубь: вглубь ночи, вглубь любви. Любовь: провал во времени.
__________
"Во имя свое" любовь через жизнь, "во имя твое" - через смерть.
__________
"Старуха... Что я буду делать со старухой??!" - Восхитительная - в своей откровенности - формула мужского.
__________
"Зачем старухи одеваются? Это бессмысленно! Я бы заказал им всем одинаковый... "юниформ", а так как они все богаты, я бы создал кассу, из которой бы одевал - и очень хорошо одевал бы! - всех молодых и красивых".
- Не мешай мне писать о тебе стихи!
- Помешай мне писать стихи о себе!
В промежутке - вся любовная гамма поэта.
__________
Третье лицо - всегда отвод. В начале любви - от богатства, в конце любви - от нищеты.
__________
История некоторых встреч. Эквилибристика чувств.
Рассказ юнкера: ... "объясняюсь ей в любви, конечно, напеваю..."
__________
Любовность и материнство почти исключают друг друга. Настоящее материнство - мужественно.
__________
Сколько материнских поцелуев падает на недетские головы - и сколько нематеринских - на детские!
__________
Страстная материнская любовь - не по адресу.
Там, где я должна думать (из-за других) о поступке, сочинять его, он всегда нецелен - начат и не кончен - не объясним - не мой. Я точно запомнила А и не помню Б - и сразу, вместо Б - мои блаженные иероглифы!
__________
Разговор:
Я, о романе, который хотела бы написать: "Понимаете, в сыне я люблю отца, в отце - сына... Если Бог пошлет мне веку, я непременно это напишу!"
Он, спокойно: "Если Бог пошлет вам веку, вы непременно это сделаете".
__________
О Песни Песней:
Песнь Песней действует на меня, как слон: и страшно и смешно.
__________
Песнь Песней написана в стране, где виноград - с булыжник.
__________
Песнь Песней: флора и фауна всех пяти частей света в одной-единственной женщине. (Неоткрытую Америку - включая.)
__________
Лучшее в Песни Песней, это стих Ахматовой:
"А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней".
__________
"Я бы никогда не мог любить танцовщицы, мне бы всегда казалось, что у меня в руках барахтается птица".
__________
Вдова, выходящая замуж. Долго искала формулу для этой отвращающей меня узаконенности. И вдруг - в одной французской книге, очевидно, женской (автора "Amitié amoureuse"17) - моя формула:
"Le remariage est un adultère posthume".18
- Вздохнула!
Раньше все, что я любила, называлось - я, теперь - вы. Но оно всё то же.
Жен много, любовниц мало. Настоящая жена от недостатка (любовного), настоящая любовница - от избытка. Люблю не жен и не любовниц - "amoureuses".
Как музыкант - меньше музыки! И как любовник - меньше любви!
__________
(NВ! "Любовник" и здесь и впредь как средневековое обширное "amant". Минуя просторечие, возвращаю ему первичный смысл. Любовник: тот, кто любит, тот, через кого явлена любовь, провод стихии Любви. Может быть, в одной постели, а может быть - за тысячу верст. - Любовь не как "связь", а как стихия.)
__________
"Есть две ревности. Одна (наступательный жест) - от себя, другая (удар в грудь) - в себя. Чем это низко - вонзить в себя нож?"
(Бальмонт.)
__________
Я должна была бы пить Вас из четвертной, а пью по каплям, от которых кашляю.
__________
Как медленно сходятся с Вами такие-то! Они делают миллиметры там, где я делала - мили!
__________
Зачем змей, когда Ева?
Любовь: зимой от холода, летом от жары, весной от первых листьев, осенью от последних: всегда - от всего.
__________
Ночной разговор.
Павел Антокольский:19 - У Господа был Иуда. А кто же у Дьявола - Иуда?
Я: - Это, конечно, будет женщина. Дьявол ее полюбит, и она захочет вернуть его к Богу, - и вернет.
Антокольский: - А она застрелится. Но я утверждаю, что это будет мужчина.
Я: - Мужчина? Как может мужчина предать Дьявола? У него же нет никакого доступа к Дьяволу, он Дьяволу не нужен, какое дело Дьяволу до мужчины? Дьявол сам мужчина. Дьявол - это вся мужественность. Дьявола можно соблазнить только любовью, то есть женщиной.
Антокольский: - И найдется мужчина, который припишет себе честь этого завоевания.
Я: - И знаете, как это будет? Женщина полюбит Дьявола, а ее полюбит мужчина. Он придет к ней и скажет: - "Ты его любишь, неужели тебе его не жаль? Ведь ему плохо, верни его к Богу". - И она вернет...
Антокольский: - И разлюбит.
Я: - Нет, она не разлюбит. Он ее разлюбит, потому что теперь у него Бог, она ему больше не нужна. Не разлюбит, но бросится к тому.
Антокольский: - И, смотря в его глаза, увидит, что все те же глаза, и что она сама побеждена - Дьяволом.
Я: - Но был же час, когда Дьявол был побежден, - час, когда он вернулся к Богу.
Антокольский: - И предал его - мужчина.
Я: - Ах, я говорю о любовной драме!
Антокольский: - А я говорю об имени, которое останется на скрижалях.
__________
Я: - Женщина - одержимая. Женщина идет по пути вздоха (глубоко дышу). Вот так. И промахнулся Гейне с его "horizontales Handwerk"!20 Как раз по вертикали!
Антокольский: - А мужчина хочет - так: (Выброшенная рука. Прыжок.)
Я: - Это не мужчина так, это тигр так. Кстати, если бы вместо "мужчины" было "тигр", я бы, может быть, и любила мужчин. Какое безобразное слово - мужчина! Насколько по-немецки лучше: "Mann", и по-французски: "Homme". Man, homo... Нет, у всех лучше...
Но дальше. Итак, женщина идет по пути вздоха... Женщина, это вздох. Мужчина, это жест. (Вздох всегда раньше, во время прыжка не дышат.) Мужчина никогда не хочет первый. Если мужчина захотел, женщина уже хочет.
Антокольский: - А что же мы сделаем с трагической любовью? Когда женщина - действительно - не хочет?
Я: - Значит, не она хотела, а какая-нибудь рядом. Ошибся дверью.
__________
Я, робко: - Антокольский, можно ли назвать то, что мы сейчас делаем - мыслью?
Антокольский, еще более робко: - Это - вселенское дело: то же самое, что сидеть на облаках и править миром.
__________
Я: - Два отношения к миру: любовное, материнское.
Антокольский: - И у нас два: любовное, сыновнее. А отцовского - нет. Что такое отцовство?
Я: - Отцовства, вообще, нет. Есть материнство: - Мария - Мать - большое М.
Антокольский: - А отцовство - большое О, то есть нуль, зеро.
Я, примиряюще: - А зато у нас нет дочернего.
Говорим о любви.
Антокольский: - Любить Мадонну - все равно, что застраховаться от кредиторов. (Кредитора - женщины.)
Говорим о Иоанне д'Арк, и Антокольский, внезапным взрывом:
- А королю совсем не нужно царства, он хочет то, что больше царства - Иоанну. А Вам... А ей до него нет никакого дела: - "Нет, ты должен быть королем! Иди на царство!" - как говорят: "Иди в гимназию!"
__________
Насыщенный раствор. Вода не может растворить больше. Таков закон. Вы - насыщенный мною раствор. Я - не бездонный чан.
__________
Нужно научиться (мне) подходить к любовному настоящему человека, как к его любовному прошлому, то есть - со всей отрешенностью и страстностью творчества.
Соперник всегда - или Бог (молишься!) - или дурак (даже не презираешь).
__________
Предательство уже указывает на любовь. Нельзя предать знакомого.
__________
1918 год
Суд над адмиралом Щастным. Приговор произнесен. Подсудимого уводят. И, уходя, вполоборота, в толпу: "Вы придете?"
Женское: - Да!
__________
Я не любовная героиня, я никогда не уйду в любовника, всегда - в любовь.
__________
"Вся жизнь делится на три периода: предчувствие любви, действие любви и воспоминание о любви".
Я: - Причем середина длится от 5-ти лет до 75-ти, - да?
__________
Письмо:
"Милый друг! Когда я, в отчаянии от нищенства дней, задушенная бытом и чужой глупостью, вхожу, наконец, к Вам в дом, я всем существом в праве на Вас. Можно оспаривать право человека на хлеб (дед не работал, значит - внук не ешь!) - нельзя оспаривать право человека на воздух. Мой воздух с людьми - восторг. Отсюда мое оскорбление.
Вам жарко. Вы раздражены. Вы "измучены", кто-то звонит, Вы лениво подходите: "Ах, это Вы?" И жалобы на жару, на усталость, любование собственной ленью, - да восхищайтесь же мной, я так хорош!
Вам нет дела до меня, до моей души, три дня - бездна (не для меня - без Вас, для меня - с собой), одних снов за три ночи - тысяча и один, а я их и днем вижу!
Вы говорите: "Как я могу любить Вас? Я и себя не люблю". Любовь ко мне входит в Вашу любовь к себе. То, что Вы называете любовью, я называю хорошим расположением духа (тела). Чуть Вам плохо (нелады дома, жара, большевики) - я уже не существую.
Дом - сплошной "нелад", жара - каждое лето, а большевики только начинаются!
Милый друг, я не хочу так, я не дышу так. Я хочу такой скромной, убийственно-простой вещи: чтобы, когда я вхожу, человек радовался".
__________
Тут, дружочек, я заснула с карандашом в руке. Видела страшные сны, - летела с нью-йоркских этажей. Просыпаюсь: свет горит. Кошка на моей груди делает верблюда. (Аля, двух лет, говорила: горблюд!)
__________
Любить - видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.
Не любить - видеть человека таким, каким его осуществили родители.
Разлюбить - видеть вместо него: стол, стул.
__________
Семья... Да, скучно, да, скудно, да, сердце не бьется... Не лучше ли: друг, любовник? Но, поссорившись с братом, я все-таки вправе сказать: "Ты должен мне помочь, потому что ты мой брат... (сын, отец...)" А любовнику этого не скажешь - ни за что - язык отрежешь.
В крови гнездящееся право интонации.
__________
Родство по крови грубо и прочно, родство по избранию - тонко. Где тонко, там и рвется.
__________
Моя душа чудовищно-ревнива: она бы не вынесла меня красавицей.
Говорить о внешности в моих случаях - неразумно: дело так явно, и настолько - не в ней!
- "Как она Вам нравится внешне?" - А хочет ли она внешне нравиться? Да я просто права на это не даю, - на такую оценку!
Я - я: и волосы - я, и мужская рука моя с квадратными пальцами - я, и горбатый нос мой - я. И, точнее: ни волосы не я, ни рука, ни нос: я - я: незримое.
Чтите оболочку, осчастливленную дыханием Бога.
И идите: любить - другие тела!
__________
(Если бы я эти записи напечатала, непременно сказали бы: par dépit21).
Письмо о Лозэне:22
"Вы хотите, чтобы я дала Вам краткий отчет о своей последней любви. Говорю "любви", потому что не знаю, не даю себе труда знать... (Может быть: все, что угодно, - только не любовь! Но - все, что угодно!)
Итак: во-первых - божественно-хорош, во-вторых - божественный голос. Обе сии божественности - на любителя. Но таких любителей много: все мужчины, не любящие женщин, и все женщины, не любящие мужчин.
Он восприимчив, как душевно, так и накожно, это его главная и несомненная сущность. От озноба до восторга - один шаг. Его легко бросает в озноб. Другого такого собеседника и партнера на свете нет. Он знает то, чего Вы не сказали и может быть и не сказали бы... если бы он уже не знал! Чтущий только собственную лень, он не желая заставляет Вас быть таким, каким ему удобно. ("Угодно" здесь неуместно, - ему ничего не угодно.)
Добр? Нет. Ласков? Да.
Ибо доброта - чувство первичное, а он живет исключительно вторичным, отраженным. Так, вместо доброты - ласковость, любви - расположение, ненависти - уклонение, восторга - любование, участия - сочувствие. Взамен присутствия страсти - отсутствие бесстрастия (пристрастности присутствия - бесстрастие отсутствия).
Но во всем вторичном он очень силен: перл, первый смычок.
- А в любви?
Здесь я ничего не знаю. Мой острый слух подсказывает мне, что само слово "любовь" его - как-то - режет. Он вообще боится слов, как вообще - всего явного. Призраки не любят, чтобы их воплощали. Они оставляют эту роскошь за собой".
__________
"Люби меня, как тебе угодно, но проявляй это так, как удобно мне. А мне удобно, чтобы я ничего не знал".
Воля в зле? Никакой. Вся прелесть и вся опасность его в глубочайшей невинности. Вы можете умереть, он не справится о вас в течение месяцев. И потом, растерянно: "Ах, как жаль! Если бы я знал, но я был так занят... Я не знал, что так сразу умирают..."
Зная мировое, он, конечно, не знает бытового, а смерть такого-то числа, в таком-то часу - конечно, быт. И чума - быт.
Но есть, у него, взамен всего, чего нет, одно: воображение. Это его сердце, и душа, и ум, и дарование. Корень ясен: восприимчивость. Чуя то, что в нем видите вы, он становится таким.
Так: денди, демон, баловень, архангел с трубой - он все, что вам угодно, только в тысячу раз пуще, чем хотели вы. Игрушка, которая мстит за себя. Objet de luxe et d'art23 - и горе вам, если это objet de luxe et d'art станет вашим хлебом насущным!
- Невинность, невинность, невинность! -
Невинность в тщеславии, невинность в себялюбии, невинность в беспамятности, невинность в беспомощности...
Есть, однако, у этого невиннейшего и неуязвимейшего из преступников одно уязвимое место: безумная - только никогда не сойдет с ума! - любовь к няне. На этот раз навсегда исчерпалась вся его человечность.
Итог - ничтожество, как человек, и совершенство, как существо.
__________
Из всех соблазнов его для меня я бы выделила три главных: соблазн слабости, соблазн бесстрастия - и соблазн Чужого.
Москва, 1918-1919

ИЗ ДНЕВНИКА

#11_13. ГРАБЕЖ

2 часа ночи. Возвращаюсь от знакомых, где бываю каждый вечер. В ушах еще последние, восхищенно-опасливые возгласы:
"Какая смелая! Одна - в такой час! Когда кругом грабеж. И все эти драгоценности!" (Сами же просят сидеть, сами же не оставляют ночевать, сами же не предлагают проводить, - и я выхожу смелая! Так и собака смела, которую люди из сеней выталкивают в стаю волков.)
Итак, третий час ночи. Луна прямо в лицо. Ловлю ее как в зеркало в серебряный щит кольца. Тонкий голосок фонтана, нерусская и многословная жалоба - так младшая жена жалуется в гареме - старшей. Так персияночка жаловалась, сквозь косы и чадры (бусы и чадры, слезы и чадры), зря - никому - на разинском челне. Фонтан: пушкинская урна на Собачьей площадке, - пушкинская потому, что в доме напротив Пушкин читал своего Годунова. Почти - Бахчисарайский фонтан!
Подставляю лицо - луне, слух - воде: двойное струенье

Луны, воды
Двойное струенье...

Струенъе... строенье... сиренью... стремленье... (Какое вялое слово! Пустое. Не чета - стремглав.)
На углу Собачьей и Борисоглебского овеваю платьем двух спящих милиционеров. Сонно подымают глаза. Не живее тумб, на которых спят. Праздная мысль: "Эх! Чтобы - ограбить!" Девять серебряных колец (десятое обручальное), офицерские часы-браслет, огромная кованая цепь с лорнетом, офицерская сумка через плечо, старинная брошь со львами, два огромных браслета (один курганный, другой китайский), коробка папирос (250! подарок - и еще немецкая книга. Но милиционеры, не прослышав моего совета, спят. Миновала пекарню Милешина, бабы-ягинскую избу, забор, - вот уже мои два тополя напротив. Дом. Уже заношу ногу через железку ворот (ночью ход со двора) - как из-под навеса крыльца:
- Кто идет?
Малый лет восемнадцати, в военном, из-под фуражки - лихой вихор. Рус. Веснушки.
- Оружие есть?
- Какое же оружие у женщин?
- Что это у вас тут?
- Смотрите, пожалуйста.
Вынимаю из сумки и подаю ему, одно за другим· новый любимый портсигар со львами (желтый, английский: Dieu et mon droit24), кошелек, спички.
- А вот еще гребень, ключ... Если вы сомневаетесь, зайдемте к дворнику, я здесь четвертый год живу.
- А документ есть?
Тут, вспоминая напутствия моих осторожных друзей, добросовестно и бессмысленно парирую:
- А у вас документ - есть?
- Вот!
Белая под луной сталь револьвера. ("Значит - белый, а я почему-то всегда думала, что черный, видела черным. Револьвер - смерть -· чернота".)
В ту же секунду через мою голову, душа меня и цепляясь за шляпу, летит цепь от лорнета. Только тут я понимаю, в чем дело.
- Опустите револьвер и снимайте обеими руками, вы меня душите.
- А вы не кричите!
- Вы же слышите, как я говорю.
Опускает и, уже не душа, быстро и ловко снимает в два оборота обкрученную цепь. Действие с цепочкой - последнее. "Товарищи!" - это я слышу уже за спиной, занося ногу через железку ворот.
(Забыла сказать, что за все время (минуту с чем-то) нашей беседы по той стороне переулка ходили взад и вперед какие-то люди.)
Военный оставил мне: все кольца, львиную брошь, самое сумку, оба браслета, часы, книгу, гребень, ключ.
Взял: кошелек с негодным чеком на 1000 руб<лей>, новый чудный портсигар (вот оно, droit без Dieu!), цепь с лорнетом, папиросы.
В общем, если не по-божески - по-братски.
__________
На следующий день в 6 часов вечера, на М<алой> Молчановке его убили! (Напали среди светла вечера на какого-то прохожего, тот дал себя ограбить и, пропустив, выстрелил в спину.) Он оказался одним из трех сыновей церковного сторожа соседней Ржевской церкви, вернувшихся, по случаю революции, с каторги.
Предлагали идти отбирать вещи. С содроганием отвергла. Как - я, живая (то есть - счастливая, то есть - богатая), пойду отбирать у него, мертвого, его последнюю добычу?! От одной мысли содрогаюсь. Так или иначе, я его последняя (может быть - предпоследняя!) радость, то, что он с собой в могилу унес. Мертвых не грабят.

РАССТРЕЛ ЦАРЯ

Возвращаемся с Алей с каких-то продовольственных мытарств унылыми, унылыми, унылыми проездами пустынных бульваров. Витрина - жалкое окошко часовщика. Среди грошовых мелочей огромный серебряный перстень с гербом.
Потом какая-то площадь. Стоим, ждем трамвая. Дождь. И дерзкий мальчишеский петушиный выкрик:
- Расстрел Николая Романова! Расстрел Николая Романова! Николай Романов расстрелян рабочим Белобородовым!
Смотрю на людей, тоже ждущих трамвая, и тоже (то же!) слышащих. Рабочие, рваная интеллигенция, солдаты, женщины с детьми. Ничего. Хоть бы кто! Хоть бы что! Покупают газету, проглядывают мельком, снова отводят глаза - куда? Да так, в пустоту. А может, трамвай выколдовывают.
Тогда я, Але, сдавленным, ровным и громким голосом (кто таким говорил - знает):
- Аля, убили русского царя, Николая II. Помолись за упокой его души!
И Алин тщательный, с глубоким поклоном, троекратный крест. (Сопутствующая мысль: "Жаль, что не мальчик. Сняла бы шляпу".)

ПОКУШЕНИЕ НА ЛЕНИНА

Стук в дверь. Слетаю, отпираю. Чужой человек в папахе. Из кофейного загара - белые глаза. (Потом рассмотрела: голубые.) Задыхается.
- Вы Марина Ивановна Цветаева?
- Я.
- Ленин убит.
- О!!!
- Я к вам с Дону.
Ленин убит и Сережа жив! Кидаюсь на грудь.
__________
Вечер того же дня. Квартирант-коммунист 3<ак>с, забегая в кухню:
- Ну что, довольны?
Туплю глаза, - не по робости, конечно: боюсь слишком явной радостью оскорбить. (Ленин убит, белая гвардия вошла, все коммунисты повешены, 3<ак>с - первый)... Уже - великодушье победителя.
- А вы - очень огорчены?
- Я? (Передергиванье плеч.) Для нас, марксистов, не признающих личности в истории, это, вообще, не важно, - Ленин или еще кто-нибудь. Это вы, представители буржуазной культуры... (новая судорога)... с вашими Наполеонами и Цезарями... (сатанинская усмешка)... а для нассс, знаете. Нынче Ленин, а завтра...
Оскорбленная за Ленина (!!!) молчу. Недоуменная пауза. И быстро-быстро:
- Марина Ивановна, я тут сахар получил, три четверти фунта, мне не нужно, я с сахарином пью, может быть, возьмете для Али?
__________
(Этот же Икс мне на Пасху 1918 г. подарил деревянного кустарного царя.)

ЧЕСОТКА

Сейчас в Москве поветрие чесотки. Вся Москва чешется.
Начинается между пальцами, потом по всему телу, подкожный клещ, где останавливается - нарыв. Бывает только по вечерам. На службах надписи: "Рукопожатия отменяются". (Лучше бы - поцелуи!)
И вот недавно - в гостях, родственник хозяйки, тоже гость, настойчиво и с каким-то сдержанным волнением расспрашивает хозяйку дома о том, как это, и что это, и с чего это начинается, и от чего кончается - и кончается ли.
И ее неожиданно прозревший возглас:
- Абраша, наверное, у тебя самого чесотка! ("Чесотка" в ее представлении, очевидно, - сам клещ. Блохи, мухи, тараканы, клопы, чесотки.)
С уходящими под видом шутки никто не прощается за руку. Хозяин, во избежание, даже целуется. Гость противен - буржуй. Достаточно омерзителен и без чесотки. Гость - трус и воздержавшимся сочувствует. Чесотка - мерзость. И, учитывая вес, всю бессмысленность жеста и жертвы, в полном отчаянии и похолодании, не только протягиваю - но еще необычайно долго задерживаю его руку в своей.
Рукопожатие, воистину чреватое последствиями; тебе, чесоточному, уверенность в моей благосклонности и посему (учитывая чесотку!) вдвойне бессонная ночь: мне, не чесоточной, - чесотка и посему (учитывая твою уверенность!) тоже вдвойне бессонная ночь.
__________
Kaк он спал, не знаю. Я, по крайней мере, не чесалась и не чешусь.

<БАРЫШНЯ> FRÄULEIN25

Голодная толчея Охотного ряда. Продают морковь и малиновые трясучки, на картонных поддонниках, мерзкие. Не сдавшиеся - снуют, безнадежные - слоняются. Вдруг - знакомый затылок: что-то редкое, русое... Опережаю, всматриваюсь: молочные глаза, печальный красноватый клюв - Fräulein. Моя учительница немецкого из моей последней гимназии.
- Guten Tag, Fräulein!26 - испуганный взгляд. - Не узнаете? Цветаева. Из гимназии Брюхоненко.
И она озабоченно:
- Цветаева? Куда же я вас посажу? - И, останавливаясь: - Да куда же я вас посажу?
- Ну, тетка, проходи, что ли!
__________
Не вынесли - немецкие мозги!

НОЧЕВКА В КОММУНЕ

Сижу в гостях. Просят сказать стихи. Так как в комнате коммунист, говорю "Белую гвардию".
Белая гвардия - путь твой высок...
За белой гвардией - еще белая гвардия, за второй белой - третья, весь "Дон", потом "Кровных коней" и "Царю на Пасху", - словом, когда опоминаюсь - 12 часов, а ворота моего дома непременно заперты.
Ночевать мне здесь нельзя - "порядочный дом", с прислугами, с родственниками, остается одно: идти на Собачью площадку и спать под звуки пушкинского фонтана. О чем объявляю - смеясь, встаю и твердым шагом иду к двери. И, уже в дверях, певуче:
- Маринушка!
- Да?
- Вы серьезно собираетесь спать на улице?
- Совершенно.
- Но ведь это же...
- Да, очень, но...
- Тогда идемте к нам, в коммуну.
- Но, может быть, вам неудобно?
- Отчего? У меня отдельная комната.
- Тогда - спасибо.
Сияю, ибо, несмотря на весь внутренний авантюризм, верней: благодаря всему внутреннему авантюризму, весьма и весьма обхожусь без внешнего! (NB! Из ночевки на коммунистической улице к ночевке в коммунистическом доме - авантюра все-таки - первое!)
Идем. Коммуна недалеко: великолепный каменный особняк, напоминающий Англию (никогда не была). Входим. Лестница с ковром. Тишина бархата. Тишина ночи. Мозолями рук по бархату перил. Проходим через пустую (и людьми и едой) столовую, еще через несколько комнат - пришли. Похоже на полуторный номер гостиницы: комната, заворачивая, образовывает крюк. Привиденский штофный занавес, за которым незримое окно из несомненно-цельного стекла - если не выбито Октябрем. Мебельная мелочь, вроде столиков, этажерок, жардиньерок. Низкая деревянная резная кровать, очень глубокая, очень разлатая. Для долгих лежаний, для поздних вставаний. Для лени, для неги, для жиру, для всего, что ненавижу - кровать!
- Вот здесь вы будете спать, Маринушка.
- А вы?
- А я на диване, в кабинете. (Кабинет, очевидно - сам крюк.)
- Нет, я на диване! Я обожаю на диване! Я дома всегда спала на диване! Даже на собачьем! Когда приезжала из пансиона! А собака, поняв, что я заснула, тоже лезла и самым наглым образом спала у меня на голове... Честное слово!
- Но вы не в пансионе, Маринушка!
- Не напоминайте мне, дружочек, где я!
Садимся. Курим. Беседуем. Уступает мне свой ужин: кусочек хлеба, три вареных свеклы и стакан чая с кусочком сахара.
- А вы?
- Я уже ужинал.
- Где? Нет, нет, вместе!
Говорим о стихах, о Германии, которую оба страстно любим, расспрашивает о моей жизни.
- Вам очень трудно живется? Смущаюсь, скрашиваю.
И он:
- Маринушка, Маринушка... Ну, я скоро получу немножко муки, я вам тогда принесу... Как все это ужасно!
Я:
- Да уверяю вас...
Он, думая вслух:
- Может быть, удастся достать немножко пшена...
(И беспомощно):
- А уехать на юг - совсем невозможно?
(Ответственный работник!)
Смотрю в лицо: прелестное, худое; в глаза: карие, в роговых очках. И такое сознание его невинности, неповинности, такое задохновение жалости и благодарности, что... но слезы уже текут, и он, испуганно:
- А вести с Юга у вас, по крайней мере, не плохие?
__________
Сплю, конечно, на кровати, - ни собаки, ни уверения не помогли. Перед сном еще перекликаемся.
- N! Вы бы хотели сейчас быть в Вене? Это - гостиница, сейчас 1912 г., выгляните, - живая, школьная, ночная Вена... и "Wienerblut"..27
И он, протяжно:
- Ах, я ничего не знаю, Маринушка!
__________