Белая гвардия - 20

50 И почему же нет хваленых союзников? - Герои булгаковского романа, стоящие за единую и неделимую Россию, оказались в ситуации, когда почти все варианты развития событий были против них. С проигравшими войну немцами было все ясно - они спешили вернуться домой. П. П. Скоропадский, возведенный немцами на вершину власти, неизбежно с ними должен был и упасть. Рвавшиеся к власти петлюровцы и большевики были одинаково ненавидимы Турбиными. Все надежды были связаны с "союзниками" и Добровольческой армией. И кое-какие основания для этих надежд были. Дело в том, что на Ясском совещании стран Антанты (победившая сторона в Первой мировой войне) 16-23 ноября 1918 г. было принято очень важное решение о занятии ее войсками территории Украины, освобождаемой немцами, чтобы не допустить вторжения туда большевиков. И это решение вроде бы стало приводиться в действие, поскольку тут же высадились десанты в Одессе и Севастополе, с тем чтобы создать условия для продвижения войск Антанты в глубь на территорию Украины - к Харькову, Киеву и другим центрам республики. Пресса, опережая, как всегда, события, заговорила о скором захвате "союзниками" всей территории Украины, а затем и России (впрочем, деление это на Украину и Россию было условным). В частности, муссировались слухи о том, что 100-тысячный корпус "союзников" движется в сторону Киева. Но это были слухи, не имевшие под собой никакой реальной основы. 60-тысячный корпус "союзников", высадившийся в Одессе и Севастополе, там и застрял. Для дальнейшего продвижения войск Антанты в глубь страны необходимы были мощные дополнительные силы, но их не было. К тому же "союзники" не имели с пронемецкой властью Скоропадского никаких договоренностей. Но они в то время категорически были против "самостийной Украины". Можно предположить, что и "союзниками", и Скоропадским было упущено время для "наведения мостов". Это очень хорошо видно из тех же воспоминаний гетмана, написанных им, напомним, сразу же после трагических для него событий: "...лицо, занимавшее вполне определенное положение... заявило, представив веские аргументы, что Антанта, и в особенности Франция, главное государство, оперирующее на Украине, не желает решительно говорить с украинским правительством до тех пор, пока оно стоит на самостийности. Он также сказал, что самое главное - это то, что только федеративная Украина может иметь успех у них, что на днях приезжает уполномоченный представитель держав Согласия, который только войдет в переговоры при ясно выраженном новом курсе украинского правительства. Это требование совпадало и с моими взглядами. Я находил, что проведение этого нового курса преждевременно, так как участников федерации требовалось два, а Украина была одна. Требование Антанты я принял к сведению.
10 или 11 ноября из Ясс прибыл целый ряд лиц, между прочим и украинцы (петлюровцы. - В. Л.), а также мои личные агенты, и все подтвердили вышеизложенное. Они же мне сообщили, что представитель Украинского Национального Союза (те же петлюровцы. - В. Л.) совершенно не был принят представителями Антанты; причем, если я провозглашу Украину федеративной, обещалось немедленное прибытие войск держав Согласия. Этому я не поверил (выделено нами. - В. Л.). Во всяком случае, рассмотрев карту, решил, что если войска и придут, то придут слишком поздно. Да и они в то время мне не особенно были нужны (выделено нами. - В. Л.), Если бы приехал сам господин Энно (французский консул в Одессе, пользовавшийся большим влиянием в политических кругах. - В. Л.) и категорически передал бы немцам требование Антанты защищать мое правительство, дело бы было выиграно..." (Ско-ропадский П. П. С. 103).
Из анализа Скоропадского можно сделать следующие выводы:
- гетман своевременно не воспользовался представившейся возможностью заключить союз с державами Согласия;
- он не верил в возрождение старой России, хотя и признавал целесообразность федеративного ее устройства;
- "самостийность" сидела в нем до последних дней его правления, и она-то и погубила его (и гетманство вместе с ним) окончательно.
Скоропадский колебался, не принимал необходимых решительных действий, и финал его был закономерен. Но и "союзники", как отмечал сподвижник гетмана Н. М. Могилянский, обнаружили "невероятную слепоту... в частности Франция, не поддержав Скоропадского в ноябре 1918 г., когда к тому была полная возможность" (Россия и Украина. Из дневников Н. М. Могилянского и писем к нему П. П. Скоропадского 1919-1926 // Минувшее. 1993. С. 260). Заложниками же этих политических ошибок стали Турбины-Булгаковы и миллионы их единомышленников на Украине и в России.

51 ...голова поручика Виктора Викторовича Мышлаевского. - П. С. Попов, первый биограф Булгакова, оставил запись, со слов писателя, о том, что прототипом Мышлаевского был друг Булгаковых Н. Н. Сынгаевский. В этом не сомневалась и Т. Н. Лаппа, оставившая весьма пространное мнение по этому вопросу. Вот оно: "А Мышлаевский - это Коля Сынгаевский. У них большая семья была. Варвара Михайловна дружила раньше с матерью Сынгаевского. Они жили на Мало-Подвальной улице. Маленький домик у них был, в саду... Он был очень красивый. Очень. Высокий, худой, и вот, знаете, голова у него была небольшая такая, маловата для его фигуры... Перед приходом петлюровцев он пошел в юнкеры... Да, подбородок действительно такой, женский был... Глаза, правда, не разного цвета, но глаза прекрасные... Вы знаете, взгляды у него сильно переменились. Вот в "Белой гвардии" правильно написано..."
В связи с последней фразой Т. Н. Лаппа мы расскажем об одном удивительном случае, который произошел с Булгаковым. Придя однажды в Художественный театр, он увидел оставленный ему довольно большой пакет. Раскрыв его, Булгаков обнаружил письмо, датированное декабрем 1928 г. и с подписью: "Виктор Викторович Мышлаевский". Но самое удивительное заключалось в самом содержании письма, в нем говорилось: "Помня Ваше симпатичное отношение и зная, как Вы интересовались одно время моей судьбой, спешу сообщить Вам свои дальнейшие похождения после того, как мы расстались с Вами. Дождавшись в Киеве прихода красных, я был мобилизован и стал служить новой власти не за страх, а за совесть... Мне казалось тогда, что большевики есть та настоящая власть, сильная верой в нее народа, что несет России счастье и благоденствие, что сделает из обывателей и плутоватых богоносцев сильных, честных, прямых граждан... Но вот медовые месяцы революции проходят. НЭП. Кронштадтское восстание. У меня, как и у многих, проходит угар и розовые очки начинают перекрашиваться в более темные цвета... Общие собрания под бдительным инквизиторским взглядом месткома. Резолюции и демонстрации из-под палки. Малограмотное начальство, имеющее вид Вотяжского божка и вожделеющее на каждую машинистку. Никакого понимания дела, но взгляд на все с кондачка. Комсомол, шпионящий походя с увлеченьем... И ложь, ложь без конца... Вожди? Это или человечки, держащиеся за власть и комфорт, которого они никогда не видали, или бешеные фанатики, думающие пробить лбом стену. А сама идея?! Да, идея ничего себе, довольно складная, но абсолютно непретворимая в жизнь, как и учение Христа, но христианство и понятнее и красивее. Так вот-с. Остался я теперь у разбитого корыта. Не материально. Нет. Я служу, и по нынешним временам - ничего себе... Но паршиво жить, ни во что не веря. Ведь ни во что не верить и ничего не любить - это привилегия следующего за нами поколения, нашей смены беспризорной".
Булгаков не оставил нам никаких пояснений к этому таинственному и в высшей степени справедливому письму. Но хранил его всю жизнь и, видимо, завещал Елене Сергеевне сохранить для будущих поколений, что она и сделала.

52 - Из-под Красного Трактира. - Село к югу от Киева. Сведения из "Хроники...": "С утра войска Директории перешли в наступление на Киевском фронте и заняли Святошино, Борщаговку и Красный Трактир. Одновременно рабочими было поднято восстание на Печерске и захвачена Лавра... Гетманом была сделана попытка войти в переговоры с Директорией, но из Фастова потребовали капитуляции гетмана" (Мир. 1918. 15 декабря).

53 - Гетман, а?.. Кавалергад? Во дворце? А?.. - Булгаков в данном случае "прохаживается" по происхождению и бывшему положению гетмана. Действительно, Павел Петрович Скоропадский (1873-1945) был кавалергардом-генералом (последнее звание генерал-лейтенант) царской свиты, участником и героем японской и Первой мировой войн. Его величали "аристократом" и называли крупнейшим землевладельцем. Любопытен и тот факт, что его предком был Иван Илларионович Скоропадский (1646-1722), гетман Левобережной Украины (1708-1722), сменивший знаменитого Мазепу. П. П. Скоропадский жил в России и мало интересовался до 1918 г. проблемами самостоятельности Украины. Во время описываемых Булгаковым событий он пребывал уже в деморализованном состоянии. Та же газета "Мир" сообщала, что "в 11 час. утра гетман сложил власть и уехал из Киева. К этому же времени войска Директории вошли в предместье Киева, где некоторое сопротивление им оказывали добровольческие дружины. Однако ввиду выяснившейся безнадежности дела штаб Главнокомандующего решил капитулировать".
В. Г. Короленко, находившийся в то время в Полтаве, записал в своем дневнике 14-15 декабря: "Новая перемена. Несколько дней уже до Полтавы доносилась канонада... Жители ходили на гору смотреть, как в туманной пелене вспыхивали белые дымки... Офицеры были собраны по приказу... в некоторых пунктах города, и все чего-то ждали... Пока их не накрыли, как в ловушке. После короткой перестрелки они сдались при посредничестве немцев, и их отпустили. Это просто что-то непонятное и удивительное: люди оказались в точно и нарочито устроенной ловушке. Их отпустили "на подписку". Были убитые и раненые, но особенных эксцессов мести не было... Полтава занята повстанческими бандами... Но уже сегодня к вечеру обнаружилось двоевластие. Отряд регулярного войска полковника Балбачана (под командой Маресевича) разоружил повстанцев... Газеты вышли. На улицах... движение любопытных. Паники нет. Есть скорее вялое, усталое любопытство". И затем писатель подклеил к своему тексту вырезку из газеты "Полтавский День" следующего содержания:
"Отречение Гетмана.Всем, всем учреждениям Украины, всем войсковым частям и учреждениям.
Я, гетман всея Украины, в течение семи с половиной месяцев все силы клал на то, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она находится. Бог не дал мне сил справиться с этой задачей. Ныне, ввиду сложившихся условий, руководствуясь исключительно благом Украины, я от власти отказываюсь.
Павло Скоропадский. 1918 г. 14 декабря".

54 Привел их полковник Най-Турс. - Най-Турс - собирательный образ. Михаил Осоргин, рецензируя роман "Белая гвардия", сразу заметил и выделил Най-Турса из числа других персонажей: "Полковник Най-Турс, оставшийся один у пулемета, чтобы дать возможность уйти юнкерам и студентам сборного отряда, и спасший им жизнь ценою своей жизни, - изумительный образ героя без сусальной лепки. Но все это - дань художника высокому человеческому духу..." (Последние новости. 1929. 25 апреля).
Некоторые исследователи справедливо отмечают сходство в образах Най-Турса и Васьки Денисова из "Войны и мира", но образ Най-Турса трагичнее и значительнее.

55 Привел их полковник Най-Турс. - Най-Турс - собирательный образ. Михаил Осоргин, рецензируя роман "Белая гвардия", сразу заметил и выделил Най-Турса из числа других персонажей: "Полковник Най-Турс, оставшийся один у пулемета, чтобы дать возможность уйти юнкерам и студентам сборного отряда, и спасший им жизнь ценою своей жизни, - изумительный образ героя без сусальной лепки. Но все это - дань художника высокому человеческому духу..." (Последние новости. 1929. 25 апреля).
Некоторые исследователи справедливо отмечают сходство в образах Най-Турса и Васьки Денисова из "Войны и мира", но образ Най-Турса трагичнее и значительнее.

56 ...святой... землепашец, сеятель и хранитель... - Теперь Булгаков иронизирует над некрасовской строкой стихотворения "У парадного подъезда": "Где бы сеятель твой и хранитель..."

57 ...прозрел в два счета. - Любимый булгаковский художественный прием: в несколько секунд человек, под влиянием силы или угрозы, идет на попятную. Так происходит с дедом: "...не я сдуру, сослепу, дам коней, зараз дам, тильки не вбивайте!" То же случилось с дворником, схватившим Николку, чтобы передать петлюровцам, и увидевшим, что Николка вооружен: "Желто-рыжий дворник... в отчаянии и ужасе пал на колени и взвыл, чудесным образом превратившись из Нерона в змею: - А, ваше благородие! Ваше..." Не менее красноречива и сцена между Иваном Бездомным и Швейцаром в романе о дьяволе.

58 В штаб генерала Картузова. - Имеется в виду генерал Л. Н. Кирпичев, командующий добровольными дружинами.

59 ...главная причина... в двухслойных глазах капитана генерального штаба Тальберга, Сергея Ивановича... - По свидетельству Н. А. Земской и Т. Н. Лаппа, с самого появления Карума в семье не сложились у него отношения с братьями Булгаковыми - психологически. Взгляды на жизнь оказались совершенно различными, в том числе и по политическим вопросам. Если Булгаковы были убежденными монархистами, то Карум старался приспособиться к властям действующим.
Проживя долгую жизнь, Л. С. Карум написал объемные воспоминания, стремясь "более объективно" изложить события, описанные Булгаковым в романе. Частично эти мемуары опубликованы в работе Л. В. Вдовиной "Роман "без вранья"" (роман М. А. Булгакова "Белая гвардия" и воспоминания Л. С. Карума "Моя жизнь. Рассказ без вранья" (Collegium. 1995. № 1-2). При рассмотрении конкретных вопросов мы будем ссылаться на эту работу.
В поздн. правке: "...полковника генерального штаба Тальберга, Владимира Робертовича".

60 Возможно, разложившиеся сердюки. - Сердюки - казаки наемных пехотных полков, служивших опорой (гвардией) украинских гетманов в конце XVII - начале XVII Iв. Гетман П. П. Скоропадский, формируя ударную (гвардейскую) дивизию, назвал ее Сердюкской, отдавая дань украинским национальным традициям. Об этой дивизии Скоропадский в своих воспоминаниях писал так: "Прекрасно сформированная Сердюкская дивизия подавала большие надежды, и я, несмотря на недовольство со всех сторон, знал, что могу на нее положиться. Командный офицерский состав был отличный, жаль, что все казаки были сплошь новобранцы. Таково было положение в вопросе обороны до начала ноября" (Скоропадский П. П. С. 99). Быть может, в какой-то степени гетман был и прав в своей оценке дивизии, но под влиянием обстоятельств разложение коснулось и этого "элитного" соединения. Отмечен был также переход сердюков на сторону Директории.

61 - Елена, пойдем-ка на пару слов... - В поздн. правке: "- Елена, пойдем... Мне два слова..."

62 Тальберг же бежал... уже стоит поезд... уходит в Германию... Талъберга берут... нашлись связи... - Из воспоминаний Л. С. Карума: "Я решил ехать на свой риск и страх. Во-первых, я сшил себе штатский костюм, первый штатский костюм за всю свою тридцатилетнюю жизнь, превратившись в какого-то коммивояжера еврейского типа... Во-вторых, я собрал свои вещи в один чемодан... Предполагалось, что я буду в дороге не более недели. А ехать мне надо на Одессу, там сесть на пароход до Новороссийска, а затем прямо явиться в Астраханскую армию.
Варенька одобрила мои планы. В Киеве меня знали как противника украинцев еще по 1917 году, так что жизнь моя была в опасности. Я был поражен, когда узнал, что моя теща, Варвара Михайловна, шлет со мной на Дон своего младшего сына, Ваню. Она считала, что тут петлюровцы его мобилизуют, а у меня под крылышком на Дону он в большей безопасности.
За Колю она не беспокоилась, он был студент-медик, его не мобилизуют.
Мне грустно было оставлять Варюшу, но я был за нее спокоен: она была в кругу многочисленных родственников...
Я думал, что скоро, через пару месяцев, я вернусь или Варюша ко мне приедет... Меня провожали Варя, Вера и даже Тася. Но поезд не трогался... Это было в конце ноября 1918 г...
В один из вечеров, когда я сидел дома, ждал, когда пойдет поезд на Одессу, подходит ко мне Костя (двоюродный брат М. Булгакова. - В. Л.) и говорит: "Возьми на всякий случай латвийский паспорт..." Я задумался, эта мысль мне понравилась... Моя метрика говорила о том, что я родился в Митаве (Латвия) и что мой отец был лютеранином, наконец, сама моя латинская фамилия Карум - по-латыни "дорогое", могла в спешке сойти за латышскую... Я отправился в успевшее уже образоваться Латышское представительство... Молодой человек... принялся писать мой паспорт. К моему ужасу, он написал в паспорте фамилию Карумс - Karums.
- Почему, - спросил я. - Ведь я Карум.
- Все латышские фамилии должны оканчиваться на "с". Поэтому Вы не Карум, а Карумс...
Дома, когда я показал паспорт, все смеялись...
Наконец, "политическая атмосфера" как будто прояснилась. Одессу заняли французы и греки. Но я никого не боялся. Я был штатский человек, не еврей, не спекулянт.
Через месяц после моей первой попытки уехать из Киева, 20 декабря 1918 г. по старому стилю, мне удалось попасть на поезд, имевший серьезные намерения направиться в Одессу. Но тут уже были не классные вагоны, а теплушки. Билетов никто не брал и никто ничего не платил... Со мной ехал Ваня Булгаков, 18 лет..." (Collegium. С. 159-160).
Этот фрагмент из воспоминаний Л. С. Карума, которые, кстати, еще никто не анализировал с точки зрения их достоверности, свидетельствует о том, что Булгаков лепил образы в романе в соответствии со своими замыслами, не стремясь к фотографичности.

63 Гетманское министерство - это глупая и пошлая оперетка (Тальберг любил выражаться тривиально, но сильно), как, впрочем, и сам гетман. - Это выражение П. П. Скоропадский использовал и в своих воспоминаниях: "Великороссы говорят: "Никакой Украины не будет", а я говорю: "Что бы то ни было, Украина в той или другой форме будет. Не заставишь реку идти вспять..." Великороссы никак этого понять не хотели и говорили: - "все это оперетка" - и довели до Директории с шовинистическим украинством, со всей его нетерпимостью и ненавистью к России, с радикальным насаждением украинского языка и... с крайними социальными лозунгами. Только кучка людей из великороссов искренне признавала федерацию; остальные из вежливости говорили мне: "Федерация, да!", но тут же решительно делали все для того, чтобы помину от Украины не было" (Скоропадский П. П. С. 13).

64 ...у Петлюры есть здоровые корни... на стороне Петлюры мужицкая масса... - Булгаков неоднократно возвращается к этому вопросу - о мужике и земле. Петлюра умело спекулировал на нерешенных вопросах, особенно земельном. П. П. Скоропадский в своих записках уделил много внимания этой проблеме, полагая при этом, что он был на правильном пути, но ему помешали довести дело до конца. "Наш украинец, - утверждал он, - индивидуалист, никакой социализации ему не нужно. Он решительно против этого... Единственный понятный крестьянству лозунг - Земля. Насчет воли - они сами изверились что-то, но землю подавай всю. Что бы из этого вышло, предоставляю судить каждому. Я и решил эту необходимую силу создать из хлеборобов, воспитав их в умеренном украинском духе, без ненависти к России, но с сознанием, что они не те, которые в России стали большевиками. Я решил, группируя их в сотни, полки, коши, перевести их в казачество, которое испокон веков у нас было. Так как все эти казаки-хлеборобы - собственники, то естественно, что идеи большевизма не прилипали бы к ним. Я являлся их непосредственным главою; общность интересов заставила бы их быть преданными мне. Это страшно укрепило бы мою власть, и несомненно, что тогда можно было бы спокойно проводить и аграрную и другие коренные реформы. Но никто меня не поддержал..." (Скоропадский П. П. С. 14).
Следует отметить, что это направление политики гетмана нашло если не одобрение, то понимание во многих кругах интеллигенции. Хорошо разбиравшийся в земельных вопросах В. Г. Короленко (см. его книгу "Земли! Земли!") отметил в своей дневниковой записи от 20 апреля (3 мая) 1918 г.: "В Киеве переворот: 28-го апреля в Киеве собрался съезд "хлеборобов-собственников", т. е. мелких землевладельцев (в союзе конечно с помещиками), отслужили молебен и провозгласили "гетьманом" генерала Скоропадского... "Законы", принятые Радой относительно земли, отменены, - сельские комитеты упразднены, земельная собственность объявлена неприкосновенной, хотя крупная якобы выкупается для наделения неимущих... Дурацкая "социализация земли" (прежнего правительства. - В. Л.) - должна привести к реакции. Вопрос лишь в том, где реакция остановится. Декоративная "гетьманщина" может подкупить интеллигенцию, а хлеборобы-собственники - в крестьянстве имеют значение: это казаки и зажиточные крестьяне, которых затеснили, собрания их разгоняли (как в Миргороде) и участников убивали (как... в Константинограде). Теперь они внесут свою ненависть к "революции" и свои справедливые и несправедливые к ней претензии..."
И далее В. Г. Короленко указывает на некоторые моменты, которые, по его мнению, могут погубить "гетьманщину". Ценность короленковских замечаний состоит в том, что это дневники, в которых отражены сиюминутные мысли, а не "воспоминания" Скоропадского, хотя и написанные по свежим следам, но фиксирующие прошедшие события. Так вот, Короленко указывает на органические пороки власти, которая только что зародилась:
"Самое плохое в этом - поддержка переворота немцами, без которых он, очевидно, совершиться не мог, а значит - может ли и устоять? Немцы в глазах большинства народа остаются врагами... Нашу внутреннюю болезнь, - большевизма всякого рода, в том числе и земельного, - нам надо и пережить внутренне. Иначе - он только будет вогнан внутрь плохими средствами... Хорошие люди из кадет ждут чего-то от гетьманщины... Но силою вещей за переворотом ринулись щедринские ташкентцы, недоросли из дворян и какие-то Ноги (один из новых начальников Полтавы. - В. Л.) - и поворачивают все по-своему..."
По сути, эти короленковские прогнозы (свершившиеся!) подтвердил, но как реалии, сам гетман. Вот некоторые его признания:
"...фельдмаршал Эйхгорн издал приказ, по которому урожай со всех засеянных полей, захваченных у частных владельцев, являлся достоянием посеявшего... Когда собственность была восстановлена... произошел целый ряд инцидентов. С одной стороны, занявшие поля заявляли, что есть приказ и урожай принадлежит им; с другой, крестьяне-собственники говорили, что этот приказ их разоряет..."
"Одной из основных ошибок немцев было их... категорическое требование введения у нас хлебной монополии для выполнения договора о вывозе 60 миллионов пудов хлеба... Они страшно возбудили против себя селянство и весь помещичий класс... Ничто не раздражало селянство так, как запрет свободной продажи хлеба... За отмену монополии с ослаблением немецкого влияния ухватились, но было уже поздно: восстание уже началось..." (Скоропадский П. П. С. 44, 89).

65 В марте 1917 года Тальберг был первый - поймите, первый, - кто пришел... с широченной красной повязкой на рукаве. - В своих воспоминаниях Л. С. Карум не отрицает этого факта и пространно описывает события первых дней в Киеве после свержения самодержавия. Вот некоторые любопытные фрагменты из них:
"4 марта киевские газеты сообщили нам всем, что в Киеве организован Исполнительный комитет... На следующий день, 5-го марта, Исполнительный комитет пожелал познакомиться с войсками гарнизона и приказал привести их к Думе.
В 12 часов дня училище пошло с Печерска к зданию Городской Думы на Крещатике. Я шел во главе 5-й роты... На балконе Думы стояли в пальто какие-то люди в штатском и кричали нам:
- Да здравствует революция!
На что мы отвечали - "Ура!"
На другой день, 6-го марта... начальник Училища... сообщил нам, что в Штабе Округа состоятся выборы двух представителей гарнизона в Исполнительный комитет... и что нашему Училищу предлагается выслать на выборы своего представителя... Путем открытого голосования... я был выбран депутатом... На следующий день, 7 марта, к 10 часам утра я отправился в Штаб Округа... В Исполнительный комитет было выбрано двое: я - 62 голоса и Лепарский - 57 голосов...
Заседания Исполнительного комитета происходили ежедневно... Председатель его Страдомский... предложил избрать меня в товарищи председателя. Я был избран единогласно..." (Collegium. С. 154-156).
Так что Л. С. Карум был активным деятелем новой власти, пришедшей на смену царской. Напомним, что Булгаков мартовские события в России называл преступным безумием.

66 Тальберг, как член революционного военного комитета... арестовал знаменитого генерала Петрова. - Булгаков в данном случае затронул вопрос, который относится к числу самых трагических в истории России, ибо речь идет о гибели российского самодержавия и отречении императора Николая II. "Знаменитый генерал Петров" - это несомненный генерал-адъютант Иванов Николай Иудович (1851-1919), главнокомандующий Юго-Западным фронтом (с начала войны до марта 1916 г.), "состоял при Ставке (с марта 1916 г.), в дни февральской смуты назначен Императором командующим Петроградским военным округом с чрезвычайными полномочиями (27.2.1917), отправлен во главе Георгиевского батальона в Петроград для восстановления порядка, но не выполнил возложенной на него задачи. Участник Белого движения. Скончался от тифа, будучи командующим Особой Южной армией" (Кобылий В. Анатомия измены. СПб., 1998. С. 451). Н. И. Иванов был приближенным к императору человеком, и именно поэтому ему было поручено выполнить особую миссию - восстановить порядок в столице. Но миссию эту ему не удалось выполнить из-за измены в высшем командовании армией. История эта очень сложная, коротко пересказать ее невозможно, но считаем целесообразным привести слова самого Н. И. Иванова, которые были записаны военным историком, генералом Свиты Д. Н. Дубенским в Могилеве после возвращения Н. И. Иванова из Петербурга:
"Самое величайшее бедствие - это отказ Царя от царства. Алексеев (Алексеев Михаил Васильевич (1857-1918), с августа 1915 г. начальник штаба Верховного Главнокомандующего, после отречения Николая II - Верховный Главнокомандующий, инициатор создания Белого движения. - В. Л.) человек с малой волей, и величайшее его преступление перед Россией - его участие в совершенном перевороте. Откажись Алексеев осуществлять планы Государственной Думы, Родзянко, Гучкова и других, я глубоко убежден, что побороть революцию было бы можно, тем более что войска на фронтах стояли и теперь стоят спокойно, и никаких брожений не было. Да и главнокомандующие [фронтами] не могли и не решились бы согласиться с Думой без Алексеева" (Дубенский Д. Н. Как произошел переворот в России // Русская Летопись. 1921. Т. III. С. 75).
Л. С. Каруму было поручено препроводить генерала Н. И. Иванова, прибывшего в Киев, в Петроград. Об этом рассказ самого Карума:
"На следующий день, 10 марта, придя на заседание в исполком, я застал его президиум в явном смущении. Оказывается, в Киев прибыл в своем вагоне бывший главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал-адъютант Иванов.
Он неудачно выступал в дни свержения Императора. Оказывается, он был послан Императором с корпусом войск подавить петроградское восстание и отправился в Петроград по железной дороге. Но дальше станции Дно проехать не мог. К Императору... приехали депутаты Государственной Думы, которые убедили Государя отказаться от Престола. Тогда экспедиция генерала Иванова оказалась бесцельной (схематично вроде бы изложено верно, но на самом деле против экспедиции Н. И. Иванова были включены все имевшиеся у заговорщиков средства, чтобы не допустить прибытия в Петербург Георгиевского батальона во главе с генералом. - В. Л.).
Император возвратился в Ставку, в город Могилев, а Иванов, в течение недели проболтавшись в своем вагоне, решил поехать в Киев, где его знали, где он пользовался уважением и где, он думал, его оставят в покое (генерал Н. И. Иванов в течение нескольких лет командовал Киевским военным округом. - В. Л.). Но он был слишком заметной величиной после мартовских событий, его нельзя было не отметить наравне с другими главнокомандующими Рузским (Рузский Николай Владимирович (1854-1918), генерал-адъютант, командующий Северо-Западным фронтом, один из самых активных заговорщиков против Императора, член "Военной Ложи", в сентябре 1918 г. был зверски зарублен солдатами в Пятигорске и полуживым закопан. - В. Л.) и Эвертом (Эверт Алексей Ермолаевич (1857-1926), главнокомандующий Западным фронтом, косвенно помогавший свержению Николая II. - В. Л.), которые попросту были уволены в отставку.
Председатель Исполнительного комитета Страдомский запросил телеграммой военного министра Гучкова, что делать с Ивановым.
Через три дня был получен ответ, подписанный министром юстиции, "гражданином" Керенским, о том, чтобы Иванова доставили в Петроград, в Таврический Дворец. Все эти дни генерал Иванов был под домашним арестом... Конечно, было установлено негласное наблюдение за ним, вагон было приказано никуда не цеплять. 14-го марта на заседании Исполкома был зачитан ответ Керенского и поставлен на обсуждение вопрос, как доставить Иванова в Петроград. Было решено для этого командировать меня...
На следующий день, 15 марта, мы с прапорщиком Рогозиным и четырьмя юнкерами приехали на станцию Киев-1. Я представился генералу Иванову:
- Ваше Высокопревосходительство, я назначен сопровождать Вас в Петроград, в Таврический Дворец, в распоряжение Временного Правительства.
Иванов ничего не ответил.
Я спросил его, не имеет ли он в чем-либо нужды. Он сказал, что не имеет, но был со мной очень сух, думал, видно, что я один из тех, кто арестовал его...