Latinप्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।
В круге первом - 04
शब्दों की कुल संख्या 4149 है
अद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2292 है
24.9 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं
34.8 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं
41.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- Чего глупости? Наша жизнь такая... Сожжешь там, знаешь где. - Глеб защелкнул шторки тумбочек стола, ключи тихо переложил в ладонь Рубину и пошел неторопливой походкой арестанта пятого года упряжки, который потому никогда не спешит, что от будущего ждет только худшего.
10
По красной ковровой дорожке широкой лестницы, безлюдной в этот поздний час, под сенью медных бра и высокого лепного потолка, Нержин поднялся на третий этаж, придавая своей походке беспечность, миновал стол вольного дежурного у городских телефонов и постучал в дверь начальника института инженер-полковника госбезопасно-сти Антона Николаевича Яконова.
Кабинет был широк, глубок, устлан коврами, обставлен креслами, диванами, голубел посередине ярко-лазурной скатертью на длинном столе заседаний и коричнево закруглялся в дальнем углу гнутыми формами письменного стола и кресла Яконова. В этом великолепии Нержин бывал только несколько раз и больше на совещаниях, чем сам по себе.
Инженер-полковник Яконов, за пятьдесят лет, еще в расцвете, роста выдающегося, с лицом, может быть чуть припудренным после бритья, в золотом пенсне, с мягкой дородностью какого-нибудь Оболенского или Долгорукова, с величественно-уверенными движениями, выделялся изо всех сановников своего министерства.
Он широко пригласил:
- Садитесь, Глеб Викентьич! - несколько хохлясь в своем полуторном кресле и поигрывая толстым цветным карандашом над коричневой гладью стола.
Обращение по имени-отчеству означало любезность и доброжелательство, одновременно не стоя инженер-полковнику труда, так как под стеклом у него лежал перечень всех заключенных с их именами-отчествами (кто не знал этого обстоятельства, поражался памяти Яконова). Нержин молча поклонился, не держа рук по швам, однако и не размахивая ими, - и выжидающе сел за изящный лакированный столик.
Голос Яконова, играючи, рокотал. Всегда казалось странным, что этот барин не имеет изысканного порока грассирования:
- Вы знаете, Глеб Викентьевич, полчаса назад пришлось мне к слову вспомнить о вас, и я подумал - каким, собственно, ветром вас занесло в Акустическую, к... Ройтману?
Яконов произнес эту фамилию с откровенной небрежностью и даже - перед подчиненным Ройтмана! - не присовокупив к фамилии звание майора. Плохие отношения между начальником института и его первым заместителем зашли так далеко, что не считалось нужным их скрывать.
Нержин напрягся. Разговор, как чуял он, принимал дурной оборот. Вот с этой же небрежной иронией не тонких и не толстых губ большого рта Яконов несколько дней назад сказал Нержину, что, может быть, он, Нержин, в результатах артикуляции и объективен, но отнесся к Семерке не как к дорогому покойнику, а как к трупу беззвестного пьяницы, найденного под марфинским забором. Семерка была главная лошадка Яконова, но шла она плохо.
-... Я, конечно, очень ценю ваши личные заслуги в науке артикуляции...
(Издевается!) -... Чертовски жалко, что ваша оригинальная монография напечатана засекреченным малым тиражом, лишающим вас славы некоего русского Джорджа Флетчера...
(Нагло издевается!) -... Однако, я хотел бы иметь от вашей деятельности несколько больший... профит, как говорят англо-саксы. Я преклоняюсь перед абстрактными науками, но я - человек деловой.
Инженер-полковник Яконов находился уже на той высоте положения и еще не в той близости к Вождю Народов, при которых мог разрешить себе роскошь не скрывать ума и не воздерживаться от своеобычных суждений.
- Ну, так-таки вас спросить откровенно - ну что вы там сейчас делаете, в Акустической?
Нельзя было придумать вопроса беспощаднее! Яконову просто некогда было за всем доспеть, он бы раскусил.
- Какого черта вам заниматься этой попугайщиной - "стыр", "смыр"? Вы - математик? Универсант? Оглянитесь.
Нержин оглянулся и привстал: в кабинете их было не двое, а трое!
Навстречу Нержину с дивана поднялся скромный человек в гражданском, в черном. Круглые светлые очки поблескивали перед его глазами. В щедром верхнем свете Нержин узнал Петра Трофимовича Веренева, довоенного доцента в своем Университете. Однако, по привычке, выработанной в тюрьмах, Нержин смолчал и не выказал никакого движения, полагая, что перед ним - заключенный и опасаясь ему повредить поспешным узнанием. Веренев улыбался, но тоже казался смущенным. Голос Яконова успокоительно рокотал:
- Воистину, в секте математиков завидный ритуал сдержанности.
Математики мне всю жизнь казались каки-ми-то розенкрейцерами, я всегда жалел, что не пришлось приобщиться к их таинствам. Не стесняйтесь. Пожмите друг другу руки и располагайтесь без церемоний. Я оставлю вас на полчаса: для дорогих воспоминаний и для информации профессором Вереневым о задачах, выдвигаемых перед нами Шестым Управлением.
И Яконов поднял из полуторного кресла свое представительное нелегкое тело, означенное серебряно-голубыми погонами, и довольно легко понес его к выходу. Когда Веренев и Нержин встретились в рукопожатии, они уже были одни.
Этот бледный человек в светлых очках показался устоявшемуся арестанту Нержину - привидением, незаконно вернувшимся из забытого мира. Между миром тем и сегодняшним прошли леса под Ильмень-озером, холмы и овраги Орловщины, пески и болотца Белоруссии, сытые польские фольварки, черепица немецких городков. В ту же девятилетнюю полосу отчуждения врезались ярко-голые "боксы" и камеры Большой Лубянки. Серые провонявшиеся пересылки. Удушливые отсеки "вагон-заков". Режущий ветер в степи над голодными, холодными зэками.
Черезо все это было невозможно возобновить в себе чувство, с каким выписывались буковки функций действительного переменного на податливом линолеуме доски.
Оба закурили, Нержин волнуясь, и сели, разделенные маленьким столиком.
Веренев не в первый раз встречал своих прежних студентов - по Московскому университету и по Ростовскому, куда его в борьбе теоретических школ послали перед войной для проведения твердой линии. Но и для него было необычное в сегодняшней встрече: уединенность подмосковного объекта, окутанного дымкой трегубой секретности, оплетенного многими рядами колючей проволоки; странный синий комбинезон вместо привычной людской одежды.
По какому-то праву, резко обозначив морщины у губ, спрашивал младший из двух, неудачник, а старший отвечал - застенчиво, будто стыдясь своей незатейливой биографии ученого: эвакуация, реэвакуация, работал три года у К..., защитил докторскую по топологии... До неучтивости рассеянный, Нержин не спросил даже темы диссер-тации из этой сухотелой науки, из которой сам когда-то выбирал курсовой проект. Ему вдруг стало жаль Веренева...
Множества упорядоченные, множества не вполне упорядоченные, множества замкнутые... Топология! Стратосфера человеческой мысли! В двадцать четвертом столетии она, может быть, и понадобится кому-нибудь, а пока... А пока...
Мне нечего сказать о солнцах и мирах,
Я вижу лишь одни мученья человека...
А как он попал в это ведомство? почему ушел из Университета?.. Да направили... И нельзя было отказаться?.. Да отказаться можно было, но... Тут и ставки двойные... Есть детишки?.. Четверо...
Стали зачем-то перебирать студентов нержинского выпуска, последний экзамен которого был в день начала войны. Кто поталантливей - контузило, убило. Такие вечно лезут вперед, себя не берегут. От кого и ждать было нельзя - или аспирантуру кончает, или ассистентствует. Да, ну а гордость-то наша - Дмитрий Дмитрич! Горяинов-Шаховской!?
Горяинов-Шаховской! Маленький старик, уже неопрятный от глубокой старости, то перемажет мелом свою черную вельветовую куртку, то тряпку от доски положит в карман вместо носового платка. Живой анекдот, собранный из многочисленных "профессорских" анекдотов, душа Варшавского императорского университета, переехавшего в девятьсот пятнадцатом в коммерческий Ростов как на кладбище. Полвека научной работы, поднос поздравительных телеграмм - из Милуоки, Кэптауна, Йокагамы. А в 30-м году, когда университет перестряпали в "индустриально-педагогический институт" - был вычищен пролетарской комиссией по чистке как элемент буржуазно-враждебный. И ничто не могло б его спасти, если б не личное знакомство с Калининым - говорили, будто отец Калинина был крепостным у отца профессора. Так или нет, но съездил Горяинов в Москву и привез указание: этого не трогать!
И не стали трогать. До того стали не трогать, что вчуже становилось страшно: то напишет исследование по естествознанию с математическим доказательством бытия Бо-га. То на публичной лекции о своем кумире Ньютоне прогудит из-под желтых усов:
- Тут мне прислали записку: "Маркс написал, что Ньютон - материалист, а вы говорите - идеалист." Отвечаю: Маркс передергивает. Ньютон верил в Бога, как всякий крупный ученый.
Ужасно было записывать его лекции! Стенографистки приходили в отчаяние!
По слабости ног усевшись у самой доски, к ней лицом, к аудитории спиной, он правой рукой писал, левой следом стирал - и все время что-то непрерывно бормотал сам с собой. Понять его идеи во время лекции было совершенно исключено. Но когда Нержину с товарищем удавалось вдвоем, деля работу, записать, а за вечер разобрать - душу осеняло нечто, как мерцание звездного неба.
Так что же с ним?.. При бомбежке города старика контузило, полуживого увезли в Киргизию. А с сыновьями-доцентами во время войны, Веренев точно не знает, но что-то грязное, какое-то предательство. Младший Стивка, говорят, сейчас грузчиком в нью-йоркском порту.
Нержин внимательно смотрел на Веренева. Ученые головы, вы кидаетесь многомерными пространствами, отчего ж вы только жизнь просматриваете коридорчиками? Над мыслителем издевались какие-то хари и твари - это была недоработка, временный загиб; дети припомнили унижения отца - это грязное предательство. И кто это знает - грузчиком, не грузчиком?
Оперуполномоченные формируют общественное мнение...
Но за что... Нержин сел?
Нержин усмехнулся.
Ну, а за что, все-таки?
- За образ мыслей, Петр Трофимович. В Японии есть такой закон, что человека можно судить за образ его невысказанных мыслей.
- В Японии! Но ведь у нас такого закона нет?..
- У нас-то он как раз и есть и называется Пятьдесят восемь - десять.
И Нержин плохо стал слышать то главное, для чего Яконов свел его с Вереневым. Шестое Управление прислало Веренева для углубления и систематизации криптографическо-шифровальной работы здесь. Нужны математики, много математиков, и Вереневу радостно увидеть среди них своего студента, подававшего столь большие надежды.
Нержин полусознательно задавал уточняющие вопросы, Петр Трофимович, постепенно разгораясь в математическом задоре, стал разъяснять задачу, рассказывал, какие пробы придется сделать, какие формулы перетряхнуть. А Нержин думал о тех мелко исписанных листиках, которые так безмятежно было насыщать, обложась бутафорией, под затаенно-любящие взгляды Симочки, под добродушное бормотание Льва. Эти листики были - его первая тридцатилетняя зрелость.
Конечно, завиднее достичь зрелости в своем исконном предмете. Зачем, кажется, ему головой соваться в эту пасть, откуда и историки-то сами уносят ноги в прожитые безопасные века? Что влечет его разгадать в этом раздутом мрачном великане, кому только ресницею одной пошевельнуть - и отлетит у Нержина голова? Как говорится - что тебе надо больше всех? Больше всех - что тебе надо?
Так отдаться в лапы осьминогу криптографии?.. Четырнадцать часов в день, не отпуская и на перерывы, будут владеть его головой теория вероятностей, теория чисел, теория ошибок... Мертвый мозг. Сухая душа. Что ж останется на размышления? Что ж останется на познание жизни?
Зато - шарашка. Зато не лагерь. Мясо в обед. Сливочное масло утром. Не изрезана, не ошершавлена кожа рук. Не отморожены пальцы. Не валишься на доски замертво бесчувственным бревном, в грязных чунях, - с удовольствием ложишься в кровать под белый пододеяльник.
Для чего же жить всю жизнь? Жить, чтобы жить? Жить, чтобы сохранять благополучие тела?
Милое благополучие! Зачем - ты, если ничего, кроме тебя?..
Все доводы разума - да, я согласен, гражданин начальник!
Все доводы сердца - отойди от меня, сатана!
- Петр Трофимович! А вы... сапоги умеете шить?
- Как вы сказали?
- Я говорю: сапоги вы меня шить не научите? Мне бы вот сапоги научиться шить.
- Я, простите, не понимаю...
- Петр Трофимович! В скорлупе вы живете! Мне ведь, окончу срок, - ехать в глухую тайгу, на вечную ссылку. Работать я руками ничего не умею - как проживу? Там - медведи бурые. Там Леонарда Эйлера функции еще три мезозойских эры никому не вознадобятся.
- Что вы говорите, Нержин?! В случае успеха работы вас как криптографа досрочно освободят, снимут судимость, дадут квартиру в Москве...
- Эх, Петр Трофимович, скажу вам поговорку доброго хлопца, моего лагерного друга: "одна дьяка, что за рыбу, что за рака". Дьяка - это по-украински благодарность. Так вот не жду я от них дьяки, и прощения я у них не прошу, и рыбки я им ловить не буду!
Дверь растворилась. Вошел осанистый вельможа с золотым пенсне на дородном носу.
- Ну, как, розенкрейцеры? Договорились?
Не поднимаясь, твердо встретив взгляд Яконова, Нержин ответил:
- Воля ваша, Антон Николаич, но я считаю свою задачу в Акустической лаборатории не законченной.
Яконов уже стоял за своим столом, опершись о стекло суставами мягких кулаков. Только знающие его могли бы признать, что это был гнев, когда он сказал:
- Математика! - и артикуляция... Вы променяли пищу богов на чечевичную похлебку. Идите.
И двуцветным грифелем толстого карандаша начертил в настольном блокноте:
"Нержина - списать".
11
Уже много лет - военных и послевоенных, Яконов занимал верный пост главного инженера Отдела Специальной Техники МГБ. Он с достоинством носил заслуженные его знаниями серебряные погоны с голубой окаемкой и тремя крупными звездами инженер-полковника. Пост его был таков, что руководство можно было осуществлять из-дали и в общих чертах, порою сделать эрудированный доклад перед высоко-чиновными слушателями, порою умно и цветисто поговорить с инженером над его готовой моделью, а в общем слыть за знатока, не отвечать ни за что и получать в месяц изрядно тысяч рублей. Пост был таков, что красноречием своим Яконов осенял колыбели всех технических затей Отдела; увитал от них в пору их трудного возмужания и болезней роста; вновь чтил своим присутствием или долбленые корыта их черных гробов или золотое коронование героев.
Антон Николаевич не был так молод и так самонадеян, чтобы самому гнаться за обманчивым поблеском Золотой Звезды или значком сталинского лауреата, чтобы собственными руками подхватывать каждое задание министерства или даже самого Хозяина. Антон Николаевич был уже достаточно опытен и в годах, чтобы избегать этих спаянных вместе волнений, взлетов и глубин.
Придерживаясь таких взглядов, он безбедно существовал до января тысяча девятьсот сорок восьмого года. В этом январе Отцу восточных и западных народов кто-то подсказал идею создать особую секретную телефонию - такую, чтоб никто никогда не мог бы понять, даже перехватив, его телефонный разговор. Такую, чтоб можно было с кунцевской дачи разговаривать с Молотовым в Нью-Йорке. Августейшим пальцем с желтым пятном никотина у ногтя генералиссимус выбрал на карте объект Марфино, до того занимавшийся созданием портативных милицейских радиопередатчиков. Исторические слова при этом были сказаны такие:
- За-чэм мне эти передатчики? Квар-тырных варов ловить?
И сроку дал - до первого января сорок девятого года. Потом подумал и добавил:
- Ладна, да первого мая.
Задание было сверхответственно и исключительно по сжатому сроку. В министерстве подумали - и определили Яконову вытаскивать Марфино самому.
Напрасно тщился Яконов доказать свою загруженность, невозможность совмещения. Начальник Отдела Фома Гурьянович Осколупов посмотрел кошачьими зеленоватыми глазами - Яконов вспомнил замаранность своей анкеты (он шесть лет проси-дел в тюрьме) и смолк.
С тех пор, скоро два года, пустовал кабинет главного инженера Отдела в апартаментах министерства. Главный инженер дневал и ночевал в загородном здании бывшей семинарии, венчавшейся шестиугольной башнею над куполом упраздненного алтаря.
Сперва даже приятно было самому поруководить: устало захлопнуть дверцу в персональной "Победе", убаюканно домчаться в Марфино; миновать в оплетенных колючкою воротах вахтера, отдающего приветствие; и ходить в окружении свиты майоров и капитанов под столетними липами марфинской рощи.
Начальство еще ничего не требовало от Яконова - только планы, планы, планы и соцобязательства. Зато рог изобилия МГБ опрокинулся над Марфинским институтом: английская и американская покупная аппаратура; немецкая трофейная; отечественные зэки, вызванные из лагерей; техническая библиотека на двадцать тысяч новинок; лучшие оперуполномоченные и архивариусы, зубры секретного дела; наконец, охрана высшей лубянской выучки. Понадобилось отремонтировать старый корпус семинарии, возвести новые - для штаба спецтюрьмы, для экспериментальных мастерских, - и в пору желтоватого цветения лип, когда они сладили запахом, под сенью исполинов послышалась печальная речь нерадивых немецких военнопленных в потрепанных ящеричных кителях. Эти ленивые фашисты на четвертом году послевоенного плена совершенно не хотели работать. Невыносимо, было русскому взгляду смотреть, как они разгружают машины с кирпичом: медленно, бережно, будто он из хрусталя, передают с рук на руки каждый кирпичик до укладки в штабель. Ставя радиаторы под окнами, перестилая подгнившие полы, немцы слонялись по сверхсекретным комнатам и исподлобья читали то немецкие, то английские надписи на аппаратуре - германский школьник мог бы догадаться, какого профиля эти лаборатории! Все это было изложено в рапорте заключенного Рубина на имя инженер-полковника и было совершенно справедливо, но очень неудобен был этот рапорт оперуполномоченным Шикину и Мышину (в арестантском просторечии - Шишкину-Мышкину), ибо что теперь делать? не рапортовать же выше о своей оплошности? А момент все равно был упущен, потому что военнопленных уже отправляли на родину, и кто уехал в Западную Германию, тот мог, если это кому интересно знать, доложить расположение всего института и отдельных лабораторий. Когда же офицеры других управлений МГБ искали инженер-полковника по служебным делам, он не имел права называть им адрес своего объекта, а для соблюдения неущербленной секретности ехал разговаривать с ними на Лубянку.
Немцев отпускали, а на ремонт и на строительство вместо немцев прислали таких же, как на шарашке, зэков, только в грязных рваных одеждах и не получавших белого хлеба. Под липами теперь по надобности и без надобности гудела добрая лагерная брань, напоминавшая зэкам шарашки об их устойчивой родине и неотвратимой судьбе; кирпичи с грузовика как ветром срывало, так что уцелевших почти не оставалось, а только половняк; зэки же с покрикиванием "раз-два-взяли!" опрокидывали на кузов грузовика фанерный колпак, затем, чтоб их легче было охранять, влезали под него сами, весело обнимаясь с матюгающимися девками, всех их под колпаком запирали и увозили московскими улицами - в лагерь, ночевать.
Так в этом волшебном замке, отделенном от столицы и ее несведущих жителей очарованною огнестрельною зоной, лемуры в черных бушлатах создавали сказочные перемены: водопровод, канализацию, центральное отопление и разбивку клумб.
Между тем благоучрежденное заведение росло и ширилось. В состав Марфинского института влили в полном штате еще один исследовательский институт, уже занимавшийся сходной работой. Этот институт приехал со своими столами, стульями, шкафами, папками-скоросшивателями, аппаратурой, стареющей не по годам, а по месяцам, и со своим начальником инженер-майором Ройтманом, который стал заместителем у Яконова. Увы, создатель новоприехавшего института, его вдохновитель и покровитель, полковник Яков Иванович Мамурин, начальник Особой и Специальной связи МВД, один из самых выдающихся государственных мужей, погиб прежде того при трагических обстоятельствах.
Однажды Вождь Всего Прогрессивного Человечества разговаривал с китайской провинцией Янь-Нань и остался недоволен хрипами и помехами в трубке. Он позвонил Берии и сказал по-грузински:
- Лаврентий! Какой дурак у тебя начальником связи? Убери.
И Мамурина убрали - то есть, посадили на Лубянку. Его убрали, однако, не знали, что с ним делать дальше. Не было привычных указаний - судить ли и за что, и какой давать срок. Будь это человек посторонний, ему бы сунули четвертную и закатали бы в Норильск. Но помня истину "сегодня ты, а завтра я", вершители МВД попридержали Мамурина; когда же убедились, что Сталин о нем забыл - без следствия и без срока отправили на загородную дачу.
Как-то, летним вечером сорок восьмого года, на марфинскую шарашку привезли нового зэка. Все было необычно в этом приезде: и то, что привезли его не в воронке, а в легковой машине; и то, что сопровождал его не простой вертухай, а Начальник Отдела Тюрем МГБ; и то, наконец, что первый ужин ему понесли под марлевой накидкой в кабинет начальника спецтюрьмы.
Слышали (зэкам ничего не положено слышать, но они всегда все слышат) - слышали, как приезжий сказал, что "колбасы он не хочет" (?!), начальник же Отдела Тюрем уговаривал его "покушать". Подслушал это через перегородку зэк, который пошел к врачу за порошком. Обсудив такие вопиющие новости, коренное население шарашки пришло к выводу, что приезжий все-таки арестант, и, удовлетворенное, легло спать.
Где ночевал приезжий в ту ночь - историки шарашки не выяснили. Но ранним утренним часом у широкого мраморного крыльца (куда позже арестантов уже не пускали) один простецкий зэк, косолапый слесарь, столкнулся с новичком лицом к лицу.
- Ну, браток, - толкнул он его в грудки, - откуда? На чем погорел?
Садись, покурим.
Но приезжий в брезгливом ужасе отшатнулся от слесаря. Бледнолимонное лицо его исказилось. Слесарь разглядел белые глаза, выпадающие светлые волосы на облезшем черепе и в сердцах сказал:
- Ух ты, гад из стеклянной банки! Ни хрена, после отбоя запрут с нами - разговоришься!
Но "гада из стеклянной банки" в общую тюрьму так и не заперли. В коридоре лабораторий, на третьем этаже, нашли для него маленькую комнатку, бывшую пронзительную фотографов, втеснили туда кровать, стол, шкаф, горшок с цветами, электроплитку и сорвали картон, закрывавший обрешеченное окошко, выходившее даже не на свет Божий, а на площадку задней лестницы, сама же лестница - на север, так что свет и днем еле брезжил в камере привилегированного арестанта. Конечно, окно можно было бы разрешетить, но тюремное начальство, после колебаний, определило все же решетку оставить.
Даже оно не понимало этой загадочной истории и не могло установить верной линии поведения.
Тогда-то и окрестили приехавшего "Железной Маской". Долгое время никто не знал его имени. Никто не мог и поговорить с ним: видели через окно, как он сидел, понурясь, в своей одиночке или бледной тенью бродил под липами в часы, когда простым зэкам гулять было недозволено. Железная Маска был так желт и тощ, как бывает доходной зэк после хорошего двухлетнего следствия, - однако, безрассудный отказ от колбасы противоречил этой версии.
Много позже, когда Железная Маска уже стал являться на работу в Семерку, зэки узнали от вольных, что он и был тот самый полковник Мамурин, который в Отделе Особой связи МВД запрещал проходить по коридору, ступая на пятки, а только на носках; иначе он в бешенстве выбегал через комнату секретарш и кричал:
- Ты мимо чьего кабинета топаешь, хам?? Как твое фамилие?
Много позже выяснилось и то, что причина страданий Мамурина была нравственная. Мир вольных оттолкнул его, к миру зэков он сам пренебрегал пристать. Сперва в своем одиночестве он все читал книги - "Борьба за мир", "Кавалер Золотой Звезды", "России славные сыны", потом стихи Прокофьева, Грибачева - и! - с ним случилось чудесное превращение: он и сам стал писать стихи! Известно, что поэтов рождает несчастье и душевные муки, а муки у Мамурина были острей, чем у какого-нибудь другого арестанта. Сидя второй год без следствия и суда, он по-прежнему жил только последними партийными директивами и по-прежнему боготворил Мудрого Вождя. Мамурин так открывался Рубину, что не тюремная баланда страшна (ему, кстати, готовили отдельно) и не разлука с семьей (его, между прочим, один раз в месяц тайком возили на собственную квартиру с ночевкой), вообще - не примитивные животные потребности, - горько лишиться доверия Иосифа Виссарионовича, больно чувствовать себя не полковником, а разжалованным и опороченным. Вот почему им, коммунистам, неизмеримо тяжелей переносить заключение, чем окружающей беспринципной сволочи.
Рубин был коммунист. Но услышав откровенности своего как будто единомышленника и почитав его стихи, Рубин откинулся от такой находки, стал избегать Мамурина, даже прятаться от него, - все же свое время проводил среди людей, несправедливо на него нападающих, но делящих с ним равную участь.
А Мамурина стегало безутишное, как зубная боль, стремление - оправдаться перед партией и правительством. Увы, все знакомство со связью его, начальника связи, кончалось держанием в руках телефонной трубки.
Поэтому работать он, собственно, не мог, мог только руководить. Но и руководство, если б это было руководство делом заведомо гиблым, не могло вернуть ему расположения Лучшего Друга Связистов. Руководить надо было делом заведомо надежным.
К этому времени в Марфинском институте проступило два таких обнадеживающих дела: Вокодер и Семерка.
По какому-то глубинному импульсу, рвущему плети логических доводов, люди сходятся или не сходятся с первого взгляда. Яконов и его заместитель Ройтман не сошлись. Что ни месяц, они становились невыносимее друг для друга и лишь, впряженные более тяжелой рукой в одну колесницу, не могли из нее вырваться, а только тянули в разные стороны. Когда секретная телефония начала осуществляться пробными параллельными разработками, Ройтман, кого мог, стянул в Акустическую для разработки системы "вокодер", что значило по-английски voice coder (кодированный голос), а по-русски было окрещено "аппарат искусственной речи", но это не привилось. В ответ и Яконов ободрал все прочие группы: самых схватчивых инженеров и самую богатую импортную аппаратуру стянул в "Семерку", лабораторию №7. Хилые поросли остальных разработок погибли в неравной борьбе.
Мамурин избрал для себя Семерку и потому, что не мог же он войти в подчинение к своему бывшему подчиненному Ройтману, и потому, что в министерстве тоже считали разумным, чтоб за плечами беспартийного подпорченного Яконова горел бы неусыпный огненный глаз.
С этого дня Яконов мог быть или не быть ночью в институте - разжалованный полковник МВД, подавивший в себе стихотворную страсть ради технического прогресса родины, одинокий узник с горячечными белыми глазами, с безобразной худобой ввалившихся щек, отклоняя пищу и сон, таял на руководстве до двух часов ночи, переведя Семерку на пятнадцатичасовой рабочий день. Такой удобный рабочий день мог быть только в Семерке, ибо над Мамуриным не требовалось контроля вольняшек и их особых ночных дежурств.
Туда, в Семерку, и пошел Яконов, когда оставил Веренева с Нержиным у себя в кабинете.
12
Как у простых солдат, хотя никто не объявляет им генеральских диспозиций, всегда бывает ясное сознание, попали они на направление главного или неглавного удара, - так и среди трехсот зэков марфинской шарашки утвердилось верное представление, что на решающий участок выдвинута Семерка.
Все в институте знали ее истинное наименование - "лаборатория клиппированной речи", но предполагалось, что об этом никто не знает. Слово клиппированная было с английского и означало "стриженая" речь. Не только все инженеры и переводчики института, но и монтажники, токари, фрезеровщики, чуть ли даже не глуховатый глуповатый столяр знали, что установка эта строится с использованием американских образцов, однако принято было, что - только по отчественным. И поэтому американские радиожурналы со схемами и теоретическими статьями о клиппировании, продававшиеся в Нью-Йорке на лотках, здесь были пронумерованы, прошнурованы, засекречены и опечатывались от американских же шпионов в несгораемых шкафах.
Клиппирование, демпфирование, амплитудное сжатие, электронное дифференцирование и интегрирование привольной человеческой речи было таким же инженерным издевательством над ней, как если б кто-нибудь взялся расчленить Новый Афон или Гурзуф на кубики вещества, втиснуть их в миллиард спичечных коробок, перепутать, перевезти самолетом в Нерчинск, на новом месте распутать, неотличимо собрать и воссоздать субтропики, шум прибоя, южный воздух и лунный свет.
То же, в пакетиках-импульсах, надо было сделать и с речью, да еще воссоздать ее так, чтоб не только было все понятно, но Хозяин мог бы по голосу узнать, с кем говорит.
На шарашках, в этих полубархатных заведениях, куда, казалось, не проникал зубовный скрежет лагерной борьбы за существование, издавна было достойно учреждено начальством: в случае успеха разработки ближайшие к ней зэки получали все - свободу, чистый паспорт, квартиру в Москве; остальные же не получали ничего - ни дня скидки со сроку, ни ста граммов водки в честь победителей.
Середины не было.
10
По красной ковровой дорожке широкой лестницы, безлюдной в этот поздний час, под сенью медных бра и высокого лепного потолка, Нержин поднялся на третий этаж, придавая своей походке беспечность, миновал стол вольного дежурного у городских телефонов и постучал в дверь начальника института инженер-полковника госбезопасно-сти Антона Николаевича Яконова.
Кабинет был широк, глубок, устлан коврами, обставлен креслами, диванами, голубел посередине ярко-лазурной скатертью на длинном столе заседаний и коричнево закруглялся в дальнем углу гнутыми формами письменного стола и кресла Яконова. В этом великолепии Нержин бывал только несколько раз и больше на совещаниях, чем сам по себе.
Инженер-полковник Яконов, за пятьдесят лет, еще в расцвете, роста выдающегося, с лицом, может быть чуть припудренным после бритья, в золотом пенсне, с мягкой дородностью какого-нибудь Оболенского или Долгорукова, с величественно-уверенными движениями, выделялся изо всех сановников своего министерства.
Он широко пригласил:
- Садитесь, Глеб Викентьич! - несколько хохлясь в своем полуторном кресле и поигрывая толстым цветным карандашом над коричневой гладью стола.
Обращение по имени-отчеству означало любезность и доброжелательство, одновременно не стоя инженер-полковнику труда, так как под стеклом у него лежал перечень всех заключенных с их именами-отчествами (кто не знал этого обстоятельства, поражался памяти Яконова). Нержин молча поклонился, не держа рук по швам, однако и не размахивая ими, - и выжидающе сел за изящный лакированный столик.
Голос Яконова, играючи, рокотал. Всегда казалось странным, что этот барин не имеет изысканного порока грассирования:
- Вы знаете, Глеб Викентьевич, полчаса назад пришлось мне к слову вспомнить о вас, и я подумал - каким, собственно, ветром вас занесло в Акустическую, к... Ройтману?
Яконов произнес эту фамилию с откровенной небрежностью и даже - перед подчиненным Ройтмана! - не присовокупив к фамилии звание майора. Плохие отношения между начальником института и его первым заместителем зашли так далеко, что не считалось нужным их скрывать.
Нержин напрягся. Разговор, как чуял он, принимал дурной оборот. Вот с этой же небрежной иронией не тонких и не толстых губ большого рта Яконов несколько дней назад сказал Нержину, что, может быть, он, Нержин, в результатах артикуляции и объективен, но отнесся к Семерке не как к дорогому покойнику, а как к трупу беззвестного пьяницы, найденного под марфинским забором. Семерка была главная лошадка Яконова, но шла она плохо.
-... Я, конечно, очень ценю ваши личные заслуги в науке артикуляции...
(Издевается!) -... Чертовски жалко, что ваша оригинальная монография напечатана засекреченным малым тиражом, лишающим вас славы некоего русского Джорджа Флетчера...
(Нагло издевается!) -... Однако, я хотел бы иметь от вашей деятельности несколько больший... профит, как говорят англо-саксы. Я преклоняюсь перед абстрактными науками, но я - человек деловой.
Инженер-полковник Яконов находился уже на той высоте положения и еще не в той близости к Вождю Народов, при которых мог разрешить себе роскошь не скрывать ума и не воздерживаться от своеобычных суждений.
- Ну, так-таки вас спросить откровенно - ну что вы там сейчас делаете, в Акустической?
Нельзя было придумать вопроса беспощаднее! Яконову просто некогда было за всем доспеть, он бы раскусил.
- Какого черта вам заниматься этой попугайщиной - "стыр", "смыр"? Вы - математик? Универсант? Оглянитесь.
Нержин оглянулся и привстал: в кабинете их было не двое, а трое!
Навстречу Нержину с дивана поднялся скромный человек в гражданском, в черном. Круглые светлые очки поблескивали перед его глазами. В щедром верхнем свете Нержин узнал Петра Трофимовича Веренева, довоенного доцента в своем Университете. Однако, по привычке, выработанной в тюрьмах, Нержин смолчал и не выказал никакого движения, полагая, что перед ним - заключенный и опасаясь ему повредить поспешным узнанием. Веренев улыбался, но тоже казался смущенным. Голос Яконова успокоительно рокотал:
- Воистину, в секте математиков завидный ритуал сдержанности.
Математики мне всю жизнь казались каки-ми-то розенкрейцерами, я всегда жалел, что не пришлось приобщиться к их таинствам. Не стесняйтесь. Пожмите друг другу руки и располагайтесь без церемоний. Я оставлю вас на полчаса: для дорогих воспоминаний и для информации профессором Вереневым о задачах, выдвигаемых перед нами Шестым Управлением.
И Яконов поднял из полуторного кресла свое представительное нелегкое тело, означенное серебряно-голубыми погонами, и довольно легко понес его к выходу. Когда Веренев и Нержин встретились в рукопожатии, они уже были одни.
Этот бледный человек в светлых очках показался устоявшемуся арестанту Нержину - привидением, незаконно вернувшимся из забытого мира. Между миром тем и сегодняшним прошли леса под Ильмень-озером, холмы и овраги Орловщины, пески и болотца Белоруссии, сытые польские фольварки, черепица немецких городков. В ту же девятилетнюю полосу отчуждения врезались ярко-голые "боксы" и камеры Большой Лубянки. Серые провонявшиеся пересылки. Удушливые отсеки "вагон-заков". Режущий ветер в степи над голодными, холодными зэками.
Черезо все это было невозможно возобновить в себе чувство, с каким выписывались буковки функций действительного переменного на податливом линолеуме доски.
Оба закурили, Нержин волнуясь, и сели, разделенные маленьким столиком.
Веренев не в первый раз встречал своих прежних студентов - по Московскому университету и по Ростовскому, куда его в борьбе теоретических школ послали перед войной для проведения твердой линии. Но и для него было необычное в сегодняшней встрече: уединенность подмосковного объекта, окутанного дымкой трегубой секретности, оплетенного многими рядами колючей проволоки; странный синий комбинезон вместо привычной людской одежды.
По какому-то праву, резко обозначив морщины у губ, спрашивал младший из двух, неудачник, а старший отвечал - застенчиво, будто стыдясь своей незатейливой биографии ученого: эвакуация, реэвакуация, работал три года у К..., защитил докторскую по топологии... До неучтивости рассеянный, Нержин не спросил даже темы диссер-тации из этой сухотелой науки, из которой сам когда-то выбирал курсовой проект. Ему вдруг стало жаль Веренева...
Множества упорядоченные, множества не вполне упорядоченные, множества замкнутые... Топология! Стратосфера человеческой мысли! В двадцать четвертом столетии она, может быть, и понадобится кому-нибудь, а пока... А пока...
Мне нечего сказать о солнцах и мирах,
Я вижу лишь одни мученья человека...
А как он попал в это ведомство? почему ушел из Университета?.. Да направили... И нельзя было отказаться?.. Да отказаться можно было, но... Тут и ставки двойные... Есть детишки?.. Четверо...
Стали зачем-то перебирать студентов нержинского выпуска, последний экзамен которого был в день начала войны. Кто поталантливей - контузило, убило. Такие вечно лезут вперед, себя не берегут. От кого и ждать было нельзя - или аспирантуру кончает, или ассистентствует. Да, ну а гордость-то наша - Дмитрий Дмитрич! Горяинов-Шаховской!?
Горяинов-Шаховской! Маленький старик, уже неопрятный от глубокой старости, то перемажет мелом свою черную вельветовую куртку, то тряпку от доски положит в карман вместо носового платка. Живой анекдот, собранный из многочисленных "профессорских" анекдотов, душа Варшавского императорского университета, переехавшего в девятьсот пятнадцатом в коммерческий Ростов как на кладбище. Полвека научной работы, поднос поздравительных телеграмм - из Милуоки, Кэптауна, Йокагамы. А в 30-м году, когда университет перестряпали в "индустриально-педагогический институт" - был вычищен пролетарской комиссией по чистке как элемент буржуазно-враждебный. И ничто не могло б его спасти, если б не личное знакомство с Калининым - говорили, будто отец Калинина был крепостным у отца профессора. Так или нет, но съездил Горяинов в Москву и привез указание: этого не трогать!
И не стали трогать. До того стали не трогать, что вчуже становилось страшно: то напишет исследование по естествознанию с математическим доказательством бытия Бо-га. То на публичной лекции о своем кумире Ньютоне прогудит из-под желтых усов:
- Тут мне прислали записку: "Маркс написал, что Ньютон - материалист, а вы говорите - идеалист." Отвечаю: Маркс передергивает. Ньютон верил в Бога, как всякий крупный ученый.
Ужасно было записывать его лекции! Стенографистки приходили в отчаяние!
По слабости ног усевшись у самой доски, к ней лицом, к аудитории спиной, он правой рукой писал, левой следом стирал - и все время что-то непрерывно бормотал сам с собой. Понять его идеи во время лекции было совершенно исключено. Но когда Нержину с товарищем удавалось вдвоем, деля работу, записать, а за вечер разобрать - душу осеняло нечто, как мерцание звездного неба.
Так что же с ним?.. При бомбежке города старика контузило, полуживого увезли в Киргизию. А с сыновьями-доцентами во время войны, Веренев точно не знает, но что-то грязное, какое-то предательство. Младший Стивка, говорят, сейчас грузчиком в нью-йоркском порту.
Нержин внимательно смотрел на Веренева. Ученые головы, вы кидаетесь многомерными пространствами, отчего ж вы только жизнь просматриваете коридорчиками? Над мыслителем издевались какие-то хари и твари - это была недоработка, временный загиб; дети припомнили унижения отца - это грязное предательство. И кто это знает - грузчиком, не грузчиком?
Оперуполномоченные формируют общественное мнение...
Но за что... Нержин сел?
Нержин усмехнулся.
Ну, а за что, все-таки?
- За образ мыслей, Петр Трофимович. В Японии есть такой закон, что человека можно судить за образ его невысказанных мыслей.
- В Японии! Но ведь у нас такого закона нет?..
- У нас-то он как раз и есть и называется Пятьдесят восемь - десять.
И Нержин плохо стал слышать то главное, для чего Яконов свел его с Вереневым. Шестое Управление прислало Веренева для углубления и систематизации криптографическо-шифровальной работы здесь. Нужны математики, много математиков, и Вереневу радостно увидеть среди них своего студента, подававшего столь большие надежды.
Нержин полусознательно задавал уточняющие вопросы, Петр Трофимович, постепенно разгораясь в математическом задоре, стал разъяснять задачу, рассказывал, какие пробы придется сделать, какие формулы перетряхнуть. А Нержин думал о тех мелко исписанных листиках, которые так безмятежно было насыщать, обложась бутафорией, под затаенно-любящие взгляды Симочки, под добродушное бормотание Льва. Эти листики были - его первая тридцатилетняя зрелость.
Конечно, завиднее достичь зрелости в своем исконном предмете. Зачем, кажется, ему головой соваться в эту пасть, откуда и историки-то сами уносят ноги в прожитые безопасные века? Что влечет его разгадать в этом раздутом мрачном великане, кому только ресницею одной пошевельнуть - и отлетит у Нержина голова? Как говорится - что тебе надо больше всех? Больше всех - что тебе надо?
Так отдаться в лапы осьминогу криптографии?.. Четырнадцать часов в день, не отпуская и на перерывы, будут владеть его головой теория вероятностей, теория чисел, теория ошибок... Мертвый мозг. Сухая душа. Что ж останется на размышления? Что ж останется на познание жизни?
Зато - шарашка. Зато не лагерь. Мясо в обед. Сливочное масло утром. Не изрезана, не ошершавлена кожа рук. Не отморожены пальцы. Не валишься на доски замертво бесчувственным бревном, в грязных чунях, - с удовольствием ложишься в кровать под белый пододеяльник.
Для чего же жить всю жизнь? Жить, чтобы жить? Жить, чтобы сохранять благополучие тела?
Милое благополучие! Зачем - ты, если ничего, кроме тебя?..
Все доводы разума - да, я согласен, гражданин начальник!
Все доводы сердца - отойди от меня, сатана!
- Петр Трофимович! А вы... сапоги умеете шить?
- Как вы сказали?
- Я говорю: сапоги вы меня шить не научите? Мне бы вот сапоги научиться шить.
- Я, простите, не понимаю...
- Петр Трофимович! В скорлупе вы живете! Мне ведь, окончу срок, - ехать в глухую тайгу, на вечную ссылку. Работать я руками ничего не умею - как проживу? Там - медведи бурые. Там Леонарда Эйлера функции еще три мезозойских эры никому не вознадобятся.
- Что вы говорите, Нержин?! В случае успеха работы вас как криптографа досрочно освободят, снимут судимость, дадут квартиру в Москве...
- Эх, Петр Трофимович, скажу вам поговорку доброго хлопца, моего лагерного друга: "одна дьяка, что за рыбу, что за рака". Дьяка - это по-украински благодарность. Так вот не жду я от них дьяки, и прощения я у них не прошу, и рыбки я им ловить не буду!
Дверь растворилась. Вошел осанистый вельможа с золотым пенсне на дородном носу.
- Ну, как, розенкрейцеры? Договорились?
Не поднимаясь, твердо встретив взгляд Яконова, Нержин ответил:
- Воля ваша, Антон Николаич, но я считаю свою задачу в Акустической лаборатории не законченной.
Яконов уже стоял за своим столом, опершись о стекло суставами мягких кулаков. Только знающие его могли бы признать, что это был гнев, когда он сказал:
- Математика! - и артикуляция... Вы променяли пищу богов на чечевичную похлебку. Идите.
И двуцветным грифелем толстого карандаша начертил в настольном блокноте:
"Нержина - списать".
11
Уже много лет - военных и послевоенных, Яконов занимал верный пост главного инженера Отдела Специальной Техники МГБ. Он с достоинством носил заслуженные его знаниями серебряные погоны с голубой окаемкой и тремя крупными звездами инженер-полковника. Пост его был таков, что руководство можно было осуществлять из-дали и в общих чертах, порою сделать эрудированный доклад перед высоко-чиновными слушателями, порою умно и цветисто поговорить с инженером над его готовой моделью, а в общем слыть за знатока, не отвечать ни за что и получать в месяц изрядно тысяч рублей. Пост был таков, что красноречием своим Яконов осенял колыбели всех технических затей Отдела; увитал от них в пору их трудного возмужания и болезней роста; вновь чтил своим присутствием или долбленые корыта их черных гробов или золотое коронование героев.
Антон Николаевич не был так молод и так самонадеян, чтобы самому гнаться за обманчивым поблеском Золотой Звезды или значком сталинского лауреата, чтобы собственными руками подхватывать каждое задание министерства или даже самого Хозяина. Антон Николаевич был уже достаточно опытен и в годах, чтобы избегать этих спаянных вместе волнений, взлетов и глубин.
Придерживаясь таких взглядов, он безбедно существовал до января тысяча девятьсот сорок восьмого года. В этом январе Отцу восточных и западных народов кто-то подсказал идею создать особую секретную телефонию - такую, чтоб никто никогда не мог бы понять, даже перехватив, его телефонный разговор. Такую, чтоб можно было с кунцевской дачи разговаривать с Молотовым в Нью-Йорке. Августейшим пальцем с желтым пятном никотина у ногтя генералиссимус выбрал на карте объект Марфино, до того занимавшийся созданием портативных милицейских радиопередатчиков. Исторические слова при этом были сказаны такие:
- За-чэм мне эти передатчики? Квар-тырных варов ловить?
И сроку дал - до первого января сорок девятого года. Потом подумал и добавил:
- Ладна, да первого мая.
Задание было сверхответственно и исключительно по сжатому сроку. В министерстве подумали - и определили Яконову вытаскивать Марфино самому.
Напрасно тщился Яконов доказать свою загруженность, невозможность совмещения. Начальник Отдела Фома Гурьянович Осколупов посмотрел кошачьими зеленоватыми глазами - Яконов вспомнил замаранность своей анкеты (он шесть лет проси-дел в тюрьме) и смолк.
С тех пор, скоро два года, пустовал кабинет главного инженера Отдела в апартаментах министерства. Главный инженер дневал и ночевал в загородном здании бывшей семинарии, венчавшейся шестиугольной башнею над куполом упраздненного алтаря.
Сперва даже приятно было самому поруководить: устало захлопнуть дверцу в персональной "Победе", убаюканно домчаться в Марфино; миновать в оплетенных колючкою воротах вахтера, отдающего приветствие; и ходить в окружении свиты майоров и капитанов под столетними липами марфинской рощи.
Начальство еще ничего не требовало от Яконова - только планы, планы, планы и соцобязательства. Зато рог изобилия МГБ опрокинулся над Марфинским институтом: английская и американская покупная аппаратура; немецкая трофейная; отечественные зэки, вызванные из лагерей; техническая библиотека на двадцать тысяч новинок; лучшие оперуполномоченные и архивариусы, зубры секретного дела; наконец, охрана высшей лубянской выучки. Понадобилось отремонтировать старый корпус семинарии, возвести новые - для штаба спецтюрьмы, для экспериментальных мастерских, - и в пору желтоватого цветения лип, когда они сладили запахом, под сенью исполинов послышалась печальная речь нерадивых немецких военнопленных в потрепанных ящеричных кителях. Эти ленивые фашисты на четвертом году послевоенного плена совершенно не хотели работать. Невыносимо, было русскому взгляду смотреть, как они разгружают машины с кирпичом: медленно, бережно, будто он из хрусталя, передают с рук на руки каждый кирпичик до укладки в штабель. Ставя радиаторы под окнами, перестилая подгнившие полы, немцы слонялись по сверхсекретным комнатам и исподлобья читали то немецкие, то английские надписи на аппаратуре - германский школьник мог бы догадаться, какого профиля эти лаборатории! Все это было изложено в рапорте заключенного Рубина на имя инженер-полковника и было совершенно справедливо, но очень неудобен был этот рапорт оперуполномоченным Шикину и Мышину (в арестантском просторечии - Шишкину-Мышкину), ибо что теперь делать? не рапортовать же выше о своей оплошности? А момент все равно был упущен, потому что военнопленных уже отправляли на родину, и кто уехал в Западную Германию, тот мог, если это кому интересно знать, доложить расположение всего института и отдельных лабораторий. Когда же офицеры других управлений МГБ искали инженер-полковника по служебным делам, он не имел права называть им адрес своего объекта, а для соблюдения неущербленной секретности ехал разговаривать с ними на Лубянку.
Немцев отпускали, а на ремонт и на строительство вместо немцев прислали таких же, как на шарашке, зэков, только в грязных рваных одеждах и не получавших белого хлеба. Под липами теперь по надобности и без надобности гудела добрая лагерная брань, напоминавшая зэкам шарашки об их устойчивой родине и неотвратимой судьбе; кирпичи с грузовика как ветром срывало, так что уцелевших почти не оставалось, а только половняк; зэки же с покрикиванием "раз-два-взяли!" опрокидывали на кузов грузовика фанерный колпак, затем, чтоб их легче было охранять, влезали под него сами, весело обнимаясь с матюгающимися девками, всех их под колпаком запирали и увозили московскими улицами - в лагерь, ночевать.
Так в этом волшебном замке, отделенном от столицы и ее несведущих жителей очарованною огнестрельною зоной, лемуры в черных бушлатах создавали сказочные перемены: водопровод, канализацию, центральное отопление и разбивку клумб.
Между тем благоучрежденное заведение росло и ширилось. В состав Марфинского института влили в полном штате еще один исследовательский институт, уже занимавшийся сходной работой. Этот институт приехал со своими столами, стульями, шкафами, папками-скоросшивателями, аппаратурой, стареющей не по годам, а по месяцам, и со своим начальником инженер-майором Ройтманом, который стал заместителем у Яконова. Увы, создатель новоприехавшего института, его вдохновитель и покровитель, полковник Яков Иванович Мамурин, начальник Особой и Специальной связи МВД, один из самых выдающихся государственных мужей, погиб прежде того при трагических обстоятельствах.
Однажды Вождь Всего Прогрессивного Человечества разговаривал с китайской провинцией Янь-Нань и остался недоволен хрипами и помехами в трубке. Он позвонил Берии и сказал по-грузински:
- Лаврентий! Какой дурак у тебя начальником связи? Убери.
И Мамурина убрали - то есть, посадили на Лубянку. Его убрали, однако, не знали, что с ним делать дальше. Не было привычных указаний - судить ли и за что, и какой давать срок. Будь это человек посторонний, ему бы сунули четвертную и закатали бы в Норильск. Но помня истину "сегодня ты, а завтра я", вершители МВД попридержали Мамурина; когда же убедились, что Сталин о нем забыл - без следствия и без срока отправили на загородную дачу.
Как-то, летним вечером сорок восьмого года, на марфинскую шарашку привезли нового зэка. Все было необычно в этом приезде: и то, что привезли его не в воронке, а в легковой машине; и то, что сопровождал его не простой вертухай, а Начальник Отдела Тюрем МГБ; и то, наконец, что первый ужин ему понесли под марлевой накидкой в кабинет начальника спецтюрьмы.
Слышали (зэкам ничего не положено слышать, но они всегда все слышат) - слышали, как приезжий сказал, что "колбасы он не хочет" (?!), начальник же Отдела Тюрем уговаривал его "покушать". Подслушал это через перегородку зэк, который пошел к врачу за порошком. Обсудив такие вопиющие новости, коренное население шарашки пришло к выводу, что приезжий все-таки арестант, и, удовлетворенное, легло спать.
Где ночевал приезжий в ту ночь - историки шарашки не выяснили. Но ранним утренним часом у широкого мраморного крыльца (куда позже арестантов уже не пускали) один простецкий зэк, косолапый слесарь, столкнулся с новичком лицом к лицу.
- Ну, браток, - толкнул он его в грудки, - откуда? На чем погорел?
Садись, покурим.
Но приезжий в брезгливом ужасе отшатнулся от слесаря. Бледнолимонное лицо его исказилось. Слесарь разглядел белые глаза, выпадающие светлые волосы на облезшем черепе и в сердцах сказал:
- Ух ты, гад из стеклянной банки! Ни хрена, после отбоя запрут с нами - разговоришься!
Но "гада из стеклянной банки" в общую тюрьму так и не заперли. В коридоре лабораторий, на третьем этаже, нашли для него маленькую комнатку, бывшую пронзительную фотографов, втеснили туда кровать, стол, шкаф, горшок с цветами, электроплитку и сорвали картон, закрывавший обрешеченное окошко, выходившее даже не на свет Божий, а на площадку задней лестницы, сама же лестница - на север, так что свет и днем еле брезжил в камере привилегированного арестанта. Конечно, окно можно было бы разрешетить, но тюремное начальство, после колебаний, определило все же решетку оставить.
Даже оно не понимало этой загадочной истории и не могло установить верной линии поведения.
Тогда-то и окрестили приехавшего "Железной Маской". Долгое время никто не знал его имени. Никто не мог и поговорить с ним: видели через окно, как он сидел, понурясь, в своей одиночке или бледной тенью бродил под липами в часы, когда простым зэкам гулять было недозволено. Железная Маска был так желт и тощ, как бывает доходной зэк после хорошего двухлетнего следствия, - однако, безрассудный отказ от колбасы противоречил этой версии.
Много позже, когда Железная Маска уже стал являться на работу в Семерку, зэки узнали от вольных, что он и был тот самый полковник Мамурин, который в Отделе Особой связи МВД запрещал проходить по коридору, ступая на пятки, а только на носках; иначе он в бешенстве выбегал через комнату секретарш и кричал:
- Ты мимо чьего кабинета топаешь, хам?? Как твое фамилие?
Много позже выяснилось и то, что причина страданий Мамурина была нравственная. Мир вольных оттолкнул его, к миру зэков он сам пренебрегал пристать. Сперва в своем одиночестве он все читал книги - "Борьба за мир", "Кавалер Золотой Звезды", "России славные сыны", потом стихи Прокофьева, Грибачева - и! - с ним случилось чудесное превращение: он и сам стал писать стихи! Известно, что поэтов рождает несчастье и душевные муки, а муки у Мамурина были острей, чем у какого-нибудь другого арестанта. Сидя второй год без следствия и суда, он по-прежнему жил только последними партийными директивами и по-прежнему боготворил Мудрого Вождя. Мамурин так открывался Рубину, что не тюремная баланда страшна (ему, кстати, готовили отдельно) и не разлука с семьей (его, между прочим, один раз в месяц тайком возили на собственную квартиру с ночевкой), вообще - не примитивные животные потребности, - горько лишиться доверия Иосифа Виссарионовича, больно чувствовать себя не полковником, а разжалованным и опороченным. Вот почему им, коммунистам, неизмеримо тяжелей переносить заключение, чем окружающей беспринципной сволочи.
Рубин был коммунист. Но услышав откровенности своего как будто единомышленника и почитав его стихи, Рубин откинулся от такой находки, стал избегать Мамурина, даже прятаться от него, - все же свое время проводил среди людей, несправедливо на него нападающих, но делящих с ним равную участь.
А Мамурина стегало безутишное, как зубная боль, стремление - оправдаться перед партией и правительством. Увы, все знакомство со связью его, начальника связи, кончалось держанием в руках телефонной трубки.
Поэтому работать он, собственно, не мог, мог только руководить. Но и руководство, если б это было руководство делом заведомо гиблым, не могло вернуть ему расположения Лучшего Друга Связистов. Руководить надо было делом заведомо надежным.
К этому времени в Марфинском институте проступило два таких обнадеживающих дела: Вокодер и Семерка.
По какому-то глубинному импульсу, рвущему плети логических доводов, люди сходятся или не сходятся с первого взгляда. Яконов и его заместитель Ройтман не сошлись. Что ни месяц, они становились невыносимее друг для друга и лишь, впряженные более тяжелой рукой в одну колесницу, не могли из нее вырваться, а только тянули в разные стороны. Когда секретная телефония начала осуществляться пробными параллельными разработками, Ройтман, кого мог, стянул в Акустическую для разработки системы "вокодер", что значило по-английски voice coder (кодированный голос), а по-русски было окрещено "аппарат искусственной речи", но это не привилось. В ответ и Яконов ободрал все прочие группы: самых схватчивых инженеров и самую богатую импортную аппаратуру стянул в "Семерку", лабораторию №7. Хилые поросли остальных разработок погибли в неравной борьбе.
Мамурин избрал для себя Семерку и потому, что не мог же он войти в подчинение к своему бывшему подчиненному Ройтману, и потому, что в министерстве тоже считали разумным, чтоб за плечами беспартийного подпорченного Яконова горел бы неусыпный огненный глаз.
С этого дня Яконов мог быть или не быть ночью в институте - разжалованный полковник МВД, подавивший в себе стихотворную страсть ради технического прогресса родины, одинокий узник с горячечными белыми глазами, с безобразной худобой ввалившихся щек, отклоняя пищу и сон, таял на руководстве до двух часов ночи, переведя Семерку на пятнадцатичасовой рабочий день. Такой удобный рабочий день мог быть только в Семерке, ибо над Мамуриным не требовалось контроля вольняшек и их особых ночных дежурств.
Туда, в Семерку, и пошел Яконов, когда оставил Веренева с Нержиным у себя в кабинете.
12
Как у простых солдат, хотя никто не объявляет им генеральских диспозиций, всегда бывает ясное сознание, попали они на направление главного или неглавного удара, - так и среди трехсот зэков марфинской шарашки утвердилось верное представление, что на решающий участок выдвинута Семерка.
Все в институте знали ее истинное наименование - "лаборатория клиппированной речи", но предполагалось, что об этом никто не знает. Слово клиппированная было с английского и означало "стриженая" речь. Не только все инженеры и переводчики института, но и монтажники, токари, фрезеровщики, чуть ли даже не глуховатый глуповатый столяр знали, что установка эта строится с использованием американских образцов, однако принято было, что - только по отчественным. И поэтому американские радиожурналы со схемами и теоретическими статьями о клиппировании, продававшиеся в Нью-Йорке на лотках, здесь были пронумерованы, прошнурованы, засекречены и опечатывались от американских же шпионов в несгораемых шкафах.
Клиппирование, демпфирование, амплитудное сжатие, электронное дифференцирование и интегрирование привольной человеческой речи было таким же инженерным издевательством над ней, как если б кто-нибудь взялся расчленить Новый Афон или Гурзуф на кубики вещества, втиснуть их в миллиард спичечных коробок, перепутать, перевезти самолетом в Нерчинск, на новом месте распутать, неотличимо собрать и воссоздать субтропики, шум прибоя, южный воздух и лунный свет.
То же, в пакетиках-импульсах, надо было сделать и с речью, да еще воссоздать ее так, чтоб не только было все понятно, но Хозяин мог бы по голосу узнать, с кем говорит.
На шарашках, в этих полубархатных заведениях, куда, казалось, не проникал зубовный скрежет лагерной борьбы за существование, издавна было достойно учреждено начальством: в случае успеха разработки ближайшие к ней зэки получали все - свободу, чистый паспорт, квартиру в Москве; остальные же не получали ничего - ни дня скидки со сроку, ни ста граммов водки в честь победителей.
Середины не было.
आपने रूसीरूसी साहित्य में से 1 पाठ पढ़ा है।
अगला - В круге первом - 05
- भाग
- В круге первом - 01प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4256 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2240 है25.8 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं36.6 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं43.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 02प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4159 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2190 है25.2 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं35.1 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं42.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 03प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4504 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2182 है29.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.0 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.4 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 04प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4149 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2292 है24.9 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं34.8 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं41.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 05प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4373 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2163 है28.9 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.7 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 06प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4422 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2199 है27.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं37.5 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं44.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 07प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4411 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2151 है28.6 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.4 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 08प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4372 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2173 है27.8 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.1 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं43.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 09प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4401 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2131 है27.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं36.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं41.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 10प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4457 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2067 है29.7 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 11प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4303 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2071 है29.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.4 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.7 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 12प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4188 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2147 है28.6 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.7 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 13प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4426 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2086 है29.7 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.8 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 14प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4384 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2139 है29.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.5 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 15प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4209 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2180 है27.4 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.5 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 16प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4236 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2214 है27.9 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.2 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं44.5 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 17प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4404 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2074 है32.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं42.6 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं48.3 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 18प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4321 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2172 है29.3 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.6 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 19प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4497 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2209 है29.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं41.4 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं48.5 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 20प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4549 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 1963 है34.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.0 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं51.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 21प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4637 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2138 है30.3 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं41.8 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं48.4 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 22प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4540 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 1950 है31.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं42.5 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं49.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 23प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4416 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2188 है30.3 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं42.6 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं49.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 24प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4524 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2111 है29.9 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.6 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 25प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4486 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2266 है28.9 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.1 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.8 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 26प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4492 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2025 है31.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं42.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं48.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 27प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4458 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2235 है28.2 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.4 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 28प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4144 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2145 है27.6 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.1 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं44.8 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 29प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4396 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2175 है29.2 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं41.9 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 30प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4346 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2300 है25.3 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं35.5 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं41.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 31प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4311 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2252 है28.9 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 32प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4433 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2188 है28.3 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.4 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.2 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 33प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4381 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2227 है29.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.7 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.4 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 34प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4412 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2166 है29.6 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.5 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.3 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 35प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4474 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2106 है28.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.6 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 36प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4701 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2210 है29.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.8 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 37प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4554 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2067 है29.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.5 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.3 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 38प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4282 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2248 है26.7 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं37.7 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं44.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 39प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4390 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2249 है27.2 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.5 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 40प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4215 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2164 है27.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं37.4 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं43.7 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 41प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4286 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2210 है28.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.9 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं45.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 42प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4438 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2186 है30.4 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं41.9 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं49.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 43प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4505 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2156 है30.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं42.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं49.2 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 44प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4496 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2094 है31.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं42.2 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं48.3 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 45प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4297 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2143 है26.8 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.0 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं43.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 46प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4319 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2159 है28.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.2 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं44.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 47प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4413 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2060 है32.0 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं43.1 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं49.9 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 48प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4408 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2098 है28.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.3 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.1 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 49प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4197 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 1974 है28.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं38.4 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं44.6 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 50प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4311 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2058 है29.8 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं40.7 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं47.4 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 51प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4385 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2212 है28.1 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.9 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.8 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 52प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 4304 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 2256 है26.8 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं37.2 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं43.2 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं
- В круге первом - 53प्रत्येक पंक्ति प्रति 1000 सर्वाधिक सामान्य शब्दों पर शब्दों के प्रतिशत का प्रतिनिधित्व करती है।शब्दों की कुल संख्या 175 हैअद्वितीय शब्दों की कुल संख्या 127 है34.5 शब्द 2000 सबसे आम शब्दों में से हैं39.8 शब्द 5000 सबसे आम शब्दों में से हैं46.0 शब्द 8000 सबसे आम शब्दों में से हैं