Небит–даг - 16

в ватник, было видно, что настроение у него хорошее, но Мамыш, погруженная в свои мысли,
ничего не замечала. Вдруг спохватилась.
— Ой, дорогой, подожди-ка! — Она раскрыла скатерть, достала круглую жирную лепешку,
сложила вдвое, быстро завернула в газету и протянула Дурдыеву. — Ханык-джан, нельзя
уходить из дома, ничего не отведав. Положи эту соленую лепешку себе за пазуху, дорогой.
Дурдыев отогнул край газеты и уставился на вкусно пахнущий чурек, как петух на зерно, вдруг
с жадностью откусил кусок и, мотнув головой, выбежал из дома.
В глазах старухи словно туман рассеялся. Кто такой Дурдыев? Друг ли Нурджана? Почему
Нурджан никогда ни слова не сказал о нем? Почему он появился, когда Нурджана не было
дома? Может, сам любит девушку, которую зовут Олге? Может, и Мамыш решил втянуть в это
дело, чтобы поссорить Нурджана с девушкой? Природный здравый смысл натолкнул ее на
Page 159/311
эти размышления, но удовольствие обладать тайной Нурджана, вмешаться в его дела
оказалось самым сильным соблазном, и она отбросила свои догадки. Не может такой
обходительный человек, как Ханык, быть обманщиком!
Глава тридцать вторая
Дети и взрослые
Этот вечер Нурджан условился с Ольгой провести вдвоем. Давно ему хотелось пригласить
девушку к себе, но боялся, что мать безудержной болтливостью все испортит, начнет
жаловаться, что не удается сына женить, или, еще хуже, допытываться у Ольги, не
собирается ли она за него замуж.
Ольге некого было бояться. Старший брат, которому она рассказала о дружбе с оператором,
посоветовал звать его запросто в дом.
— Есть у туркмен поговорка: «Однажды увидел — знакомый, дважды увидел — родственник»,
— сказал Андрей Николаевич, — тут, знаешь, вся доверчивость народа, его уважение к
людям. Но я предпочитаю русскую: «Человека не узнаешь, пока три пуда соли вместе не
съешь».
Народная мудрость пришлась кстати, и при первой же встрече Ольга без раздумья сказала:
— Нурджан, идем!
— Куда? — удивился юноша.
— Как куда? К нам домой!
— Может, лучше пойдем к нам?
— Нет, к вам в другой раз.
— Я ведь не знаком с Андреем Николаевичем, с Валентиной Сергеевной!
— Вот и познакомишься.
— Я стесняюсь…
— И не стыдно тебе? — сказала Ольга, заглянув в глаза Нурджану.
— Очень стыдно. Так стыдно, что, кажется, упаду у ваших дверей.
— Не бойся, у наших дверей не скользко.
— Может, все-таки пойдем в другой раз?
— Нет, Валентина Сергеевна нас ждет сегодня.
— Сегодня?
— Ну что ты, как эхо, все повторяешь за мной?
— Значит, ты уже?..
Page 160/311
— Да, я говорила, что собираюсь позвать тебя. Разве это стыдно?
— А вдруг Валентина Сергеевна скажет: «Молодой человек, что вам тут нужно?»
— И ты не сможешь ответить?
— Я еще не бывал в таком трудном положении, откуда же мне знать?
— Ну, ответишь, что тебе я нужна!
— Думаешь, у меня повернется язык?
Ольга весело рассмеялась и положила руку на плечо Нурджана.
— Ты пойми, мы ведь русские люди! У нас так принято. Парень может зайти к девушке, и
никто не подумает ничего плохого. Не смущайся, пожалуйста.
— Тогда пойдем сперва к нам, я переоденусь.
— Вот хорошо сообразил! Ты будешь переодеваться, а я в этой робе должна показываться
вашим?
Они условились встретиться на автобусной остановке.
Уже темнело, когда молодые люди подошли к дому Сафроновых. Нурджан чувствовал себя,
словно вор, которого ведут в отделение милиции. Ему казалось, что голос ослаб, ноги
заплетаются. За несколько шагов от дома он остановился. А Ольга, не замечая его смущения,
решительно открыла двери и крикнула:
— Гелнедже, я не одна, мы с Нурджаном пришли, встречай!
За дверью послышался приветливый голос Валентины Сергеевны:
— Очень хорошо. Рады видеть.
Это радушие еще больше смутило Нурджана. Он притаился за углом дома в полной
растерянности.
Ольга вернулась назад и крикнула:
— Нурджан, Нурджан!
— Где же он? — удивилась и Валентина Сергеевна.
Нурджан не мог откликнуться, голос не слушался его. Он и сбежать не решался — ноги не
шли. Вспомнились веселые рассказы родителей о старине, когда парни, приходя за
невестами, так робели, что и в дом войти не могли и удрать не успевали. На таких трусах
товарищи, оседлав их, катались верхом. Сам Атабай однажды пошел к Мамыш и упал,
испуганный неожиданно вскочившим на ноги верблюжонком.
Нурджан знал, что его некому пугать и преследовать, но, неизвестно почему, чувствовал себя
глубоко виноватым перед Ольгой и, понимая, что это стыдно, не находил сил, чтобы
решиться войти в дом.
Ольга направилась к калитке и увидела его стоящим под деревом.
— Ты что тут делаешь?
Page 161/311
— Я… — Нурджан запнулся. — Я… рассматриваю ваш сад…
Тут он вспомнил историю, случившуюся с одним парнем, который тайком явился навестить
свою девушку и застрял под кошмой кибитки. Люди спрашивали его: «Эй, братец, что ты
лежишь тут?» — «Курю…»
Ольга удивилась.
— Рассматриваешь сад?
Нурджан немного ободрился.
— У вас удивительный порядок в саду! Даже без листвы деревья кажутся красивыми…
В сад вышла и Валентина Сергеевна и, протягивая юноше руку, сказала:
— Здравствуйте, Нурджан!
Вид этой ласковой женщины сразу успокоил Нурджана.
— Здравствуйте! Как поживаете? — вежливо ответил он.
— Очень хорошо.
— Знаешь, Нурджан, гелнедже за этим садом ухаживает уже несколько лет, — сказала Ольга.
Валентина Сергеевна возразила:
— Нет, нет! В выходные дни сам Андрей Николаевич до ночи возится тут с лопатой в руках,
расчищает канавки, окапывает розы. Он одним из первых посадил финики, виноград в
Небит-Даге и считает каждый кустик членом семьи. Постоянно упрекает: «Валя, почему до
этого куста не дошла вода? Почему акация плохо выглядит?» Когда засыхает дерево — в
прошлом году у нас засохли два урюка, — он страдает так, будто буровая вместо нефти дала
воду.
Вбежавшая в калитку пухленькая девочка лет четырех-пяти бросилась к Нурджану и повисла
у него на шее. Юноша взял ее на руки, прижал к груди.
— Дядя, вы каждый день будете приходить? — спросила девочка.
— Приду, Верочка.
— И сакгыч мне принесете?
— Самый лучший принесу.
— Всегда с Олей будете приходить?
Нурджан молча погладил ее по щеке, а Ольга поспешила на помощь:
— Иногда Нурджан будет нас навещать, иногда мы будем ходить к нему в гости…
— И меня возьмете с собой?
— Обязательно!
Верочка сползла с рук Нурджана и сказала:
Page 162/311
— Я вам свой велосипед покажу!
Слушая беспечный лепет Верочки, Нурджан почувствовал себя вступившим в новую
радостную жизнь. Валентина Сергеевна повела его в дом. Ольга ушла в ванную, чтобы
помыться и переодеться.
Сердечность и доброта Валентины Сергеевны, заметившей застенчивость Нурджана,
тронули его. Очень приятно было смотреть на эту полную женщину с двойным подбородком,
улыбающимися пухлыми губами, сияющими серыми глазами. Даже родимое пятно на щеке,
казалось, красило ее. Занятая хозяйственными хлопотами, она как будто и не замечала
Нурджана, но краешком глаза все время разглядывала его. Ей понравился скромный и
аккуратный вид юноши, зачесанные назад блестящие черные волосы. «Если ум и характер
соответствуют внешности, Ольга нашла хорошего друга», — думала она. Около Нурджана
вертелась Верочка, показывала свои игрушки, расспрашивала, мешала разговаривать с
Валентиной Сергеевной. Сама хозяйка то и дело уходила на кухню и, кажется, была
довольна, что дочь занимает гостя. Ее хлопоты и то, что обеденный стол был раздвинут во
всю длину, встревожили Нурджана. «Не праздник ли они отмечают какой-нибудь сегодня?» —
подумал он. Но, как говорится, в доме, где дети, воровства не скроешь. Верочка, истощив все
темы для разговора, сообщила:
— Дядя, а сегодня к нам гости придут!
Нурджан не понял.
— Верочка, я уже пришел.
— Нет, дядя, вы не гость.
— А кто же должен прийти?
— Кто? Один, потом еще один…
— А как их зовут?
— Я не знаю. Мама говорила, что папа сегодня придет с гостями. Подожди-ка, я сейчас
спрошу!
Девочка хотела побежать на кухню, Нурджан удержал ее:
— Нет, Верочка, не нужно.
Не слушая, Верочка кинулась к матери, вошедшей в комнату:
— Мам, а мам, какие гости сегодня будут?
Валентина Сергеевна улыбнулась.
— А, ты, значит, уже все рассказала дяде?
Верочка стала оправдываться:
— Нет, не все. Я ведь не знаю, кто придет. Это ты расскажи все.
Валентина Сергеевна знала, каких гостей пригласил муж, но, не желая, чтобы Нурджан
чувствовал себя стесненно, уклонилась от прямого ответа:
— Я тоже, Верочка, не знаю. Папа только сказал, что сегодня, под выходной день, могут
прийти гости, и просил кое-что приготовить.
Page 163/311
Но Верочку нелегко было унять.
— Ты все знаешь. Подожди-ка… Аман… Потом… Су… Су… Ну-ка, скажи, как его назвал
папа?
— Успокойся, пожалуйста! Увидим, когда придут. Ты лучше поужинай пораньше и ложись в
постельку.
— Это как же?
— Лялечка моя, ты еще маленькая. Нехорошо маленьким вмешиваться в разговоры старших.
— А дядя Нурджан?
— Дядя Нурджан с тобой — маленький, а среди больших людей — он тоже большой.
— Я тогда…
— Да, миленькая, ты ляжешь спать. Вот будет у тебя день рождения, соберутся твои
подружки, никто из взрослых не будет мешать, будете играть одни.
— А дядя Нурджан?
— Я же сказала: дядя Нурджан с тобой — тоже как маленький. Его обязательно позовем.
Нурджана забавляло, что малютка Верочка удивительно походила на свою немолодую мать.
Все — и движения, и походка, и родинка на щеке, и сияющий взгляд, — все было общее.
Взяв дочку на руки, Валентина Сергеевна понесла ее в спальню. Оставшись в одиночестве,
Нурджан задумался: «Какая прекрасная жизнь! Какой простой народ! Еще и не знают меня, а
держат себя просто, как с родственником. Даже девочка приветливая… Но, может. Андрей
Николаевич будет недоволен, подумает: «Что это за парень? Откуда взялся этот незваный
гость?» Сегодня тут соберется много народу. Верочка не смогла вспомнить, но, кажется, и
Сулейманов придет. А что подумает Аман? Не лучше ли, пока есть время, сбежать отсюда?»
Встревоженный размышлениями, Нурджан подошел к дверям, схватил шляпу и выбежал в
сад. Но вдруг, опомнившись, остановился. «Ну и болван же я! — подумал Нурджан. — Что
скажет Валентина Сергеевна, если я так удеру? Будет смеяться над Ольгой, велит, чтоб этот
меджун и на глаза больше не показывался. И Ольга не постесняется: «Не нужен мне человек
с заячьим сердцем, который своей тени боится…» Теперь уже он не знал, как вернуться
назад, но и совесть не позволяла сбежать.
Когда Нурджан вошел в комнату, Ольга, одетая в темно-красное бархатное платье, стояла
перед зеркалом, поправляя золотые косы, короной уложенные на голове. На щеках играл
румянец, глаза сияли, кожа сделалась еще белее от темного платья; казалось удивительным,
что девушка, пришедшая полчаса назад в замасленной спецовке, могла так неузнаваемо
измениться. Нурджану очень хотелось дотронуться до Ольги, просто за руку взять, но он не
решился.
— Куда это ты вдруг исчез? — насмешливо спросила Ольга.
Сгорая от восторга и стеснительности, Нурджан чуть было не признался, что хотел позорно
сбежать, но, сообразив, что Ольга посмеется, да еще при Валентине Сергеевне, храбро
соврал:
— Я выходил в сад подышать свежим воздухом…
Page 164/311
— Разве у нас душно?
— У меня голова заболела…
— Ой ли?
Припертого к стене Нурджана спасла Валентина Сергеевна, притащившая из кухни огромное
блюдо с холодцом.
— Что вы стоите на ногах, как в автобусе? — спросила она.
Ольга, лукаво смотревшая на Нурджана, озадачила его неожиданным ответом:
— Я хотела надеть фартук, а он тоже поднялся, говорит, что хочет нам помочь.
Валентина Сергеевна, уверенная, что Нурджан будет больше мешать, чем помогать, вежливо
ответила:
— Нет, Нурджан, сидите спокойно. Кухня — дело женское.
В дверях появился Андрей Николаевич. Нурджан снова оробел, опустил голову и еще больше
смутился оттого, что Сафронов узнал его.
— Если не ошибаюсь, Нурджан Атабаев? — спросил он.
Добродушная хозяйка ответила за Нурджана:
— Он самый.
— Приветствую, товарищ Атабаев.
— Здравствуйте, Андрей Николаевич.
Не выпуская ладони Нурджана из своей крепкой руки, Андрей Николаевич оглядел всех.
— Поднялись встретить меня?
— Андрюша, а ты, вижу, не прочь, чтобы тебя встречали стоя? — пошутила Валентина
Сергеевна и объяснила, что все собрались идти на кухню.
Андрей Николаевич погрозил пальцем Ольге.
— Нурджан, — сказал он, — Ольга у нас неплохая. Я хвалю не потому, что она моя сестра, а
потому, что она скромная и решительная девушка. Только будь начеку, если подружишься с
ней. Она тебя из кухни не выпустит. Даст ведро и тряпку и скажет: «Мой полы!»
Заметив, что Нурджан покраснел, Валентина Сергеевна толкнула мужа локтем:
— Ну, хватит, нечего смущать молодежь своей болтовней! Разве тебя заставляли мыть
полы?
— Эх, Валя, у Ольги характер не такой, как у тебя!
Ольга подмигнула брату и лукаво покосилась на невестку.
— Гелнедже, разве для мужчины позор почистить картошку, вымыть пол? И Нурджан, и
Андрей не меньше нас с тобой едят и топчут полы…
Сафронов расхохотался:
Page 165/311
— Что теперь скажешь, Валя? Разве я не говорил…
— Хватит, хватит болтать! Лучше иди смени свою шкуру…
Женщины ушли в кухню, Андрей Николаевич усадил Нурджана на диван, а сам отправился
«менять шкуру». Все в этом доме удивляло Нурджана. «Какие добрые, открытые люди! —
думал он. — Когда туркмен выдает замуж дочь, разве позовет он зятя в дом? Даже и после
свадьбы откровенно не поговорит. При встрече тесть и зять глядят как виноватые, начнут
говорить — отворачиваются! Удивительно, до чего разные обычаи у людей! Здесь с такой
добротой относятся ко мне, хотя и не знают, как сложатся наши отношения с Ольгой…»
В простоте душевной Нурджан не допускал мысли, что родные Ольги могут и не считать его
женихом.
Из кухни прибежала Ольга в пестром фартучке, пряча что-то за спиной.
— Нурджан, закрой глаза и открой рот.
— Зачем?
— Затем, что надо слушаться!
— Хочешь оправдать характеристику, которую дал брат?
— Обязательно! Закрой глаза и открой рот. Открой, говорю, открой!
Нурджан подчинился, и в ту же минуту большая медовая коврижка оказалась у него во рту.
А Ольга убежала из комнаты.
Глава тридцать третья
Проигранная партия
Гости пришли все вместе, дом сразу наполнился шумом голосов и смехом. Кроме
Сулейманова и Атабаева были, разумеется, приглашены Тамара Даниловна с Аннатуваком.
Были и незнакомые небит-дагскому обществу люди: старый сослуживец Андрея Николаевича
— инженер из Красноводска с женой, та привела с собой дядю, работника торговой сети из
Кум-Дага.
Это была первая домашняя встреча после ашхабадской поездки. Затеяв свой маленький
семейный праздник, Сафроновы хотели свести Сулейманова и Човдурова за дружеским
ужином, чтобы, как выразился Андрей Николаевич, «в вине утопить всю эту карусель…» —
затянувшийся конфликт вокруг сазаклынских вышек. Инженер был воодушевлен рассказами о
сессии, считал ее даже поворотным пунктом в истории туркменской нефтяной
промышленности, и ему казалось, что споры исчерпаны, про себя он верил, что заставит
сегодня начальника конторы и главного геолога протянуть друг другу руки над праздничным
столом.
Всем приглашенным, кроме разве кум-дагского кооператора, так ясна была мирная миссия
домашнего банкета, что, еще смеясь по телефону, переговариваясь с Аманом, Султан
Рустамович предложил всем мужчинам прийти с бумажными голубями на лацканах пиджаков,
а женщинам с оливковыми ветвями в волосах. Трудно было ожидать, что снова возникнут
Page 166/311
споры, даже Аннатувак перед тем, как выйти из дому, пообещал Тамаре Даниловне
соблюдать железную выдержку.
— Буду с Сулеймановым играть в шахматы. Это можно? И я его заматую!
— А мы, как всегда, — в домино! — сказала жена, взяв его под руку.
Стол ломился от яств.
В фарфоровых блюдах лежали горы холодной курятины, с золотистой корочкой. Дрожал
желтоватый холодец, украшенный яйцами и морковными звездочками. В хрустальных
салатницах пламенели помидоры. Ядовито зеленел лук, уложенный пирамидкой на
оранжевой тарелке. Розовела поздняя редиска, осыпанная травкой. В белых кольцах
репчатого лука серебрились селедки. Из кухни несли то голубцы в виноградных листьях, то
сильно зажаренный темно-коричневый шашлык, насаженный на шампуры, то, наконец,
дымящийся рассыпчатый плов.
Присутствие Нурджана, конечно, удивило всех. Тамара Даниловна проницательным взглядом
сразу определила, что юноша гость Ольги. Это ее порадовало: от Айгюль она знала кое-что о
намерениях своей свекрови и Мамыш Атабаевой и не одобряла их. Теперь достаточно ей
было взглянуть на молодых людей, усевшихся в дальнем углу стола, чтобы понять, что
хитроумные замыслы старух разлетелись в прах. Сулейманов сначала подумал, что
Нурджана пригласили, как брата Амана, но, взглянув на девушку, понял, что ошибается.
Човдуров уставился на оператора, словно не веря своим глазам. Но и в этом взгляде было
только удивление, может быть, усмешка, а не враждебность. Если бы Нурджан решился
заглянуть в глаза начальнику конторы, он почувствовал бы даже мужскую поддержку:
«Правильно действуешь, дружок!»
Больше других был удивлен Аман. Он знал о стычках между матерью и младшим братишкой,
но не подозревал, что мальчик тем временем ходит к Сафроновым. Несколько дней назад,
когда Аман был у стариков, мать пожаловалась на Нурджана, и он тогда, приличия ради,
побранил брата: «Зачем огорчаешь маму? Кто нам ближе нее?» Нурджан не оправдывался,
слушал, опустив голову, и улыбался. Сомневаясь в успехе сватовства матери, Аман прежде
всего был уверен, что Айгюль с ее независимым характером никогда не согласится на этот
брак, о причине же упрямства Нурджана, по правде сказать, не задумался. Ему бы и во сне не
приснилось, что тут замешана девушка, да еще именно Оля Сафронова, хорошенькая
сестренка Андрея Николаевича. Сейчас, незаметно наблюдая за тем, как, выбегая на кухню и
возвращаясь в комнату, Оля с нежностью поглядывает на Нурджана, иногда что-то
нашептывает ему, Аман был очень доволен. Он давно знал эту хорошую семью, да и девушка
нравилась. Уже одно то, что не сидит дома за книжкой, а пошла на производство! Аман
поморщился, вспомнив жалобы матери. «Вот что значит рабочая среда, — думал он. — Отец
— ровесник матери, даже старше ее; казалось бы, и он мог слепо держаться стародавних
обычаев. Но он рабочий, общается всю жизнь с более культурными людьми, научился
по-новому смотреть на вещи. А мать встречается только с соседками-старухами, для которых
весь мир ограничен домашним очагом. Было бы обидно, если б брат поддался ее влиянию.
Нет, за этим надо следить… Теперь я буду верным союзником Нурджана».
Не догадываясь, что все вокруг полны самой искренней благожелательности, Нурджан сидел,
прячась за чужие спины, не поднимая глаз. Ему казалось, что все глядят только на него.
Геолог, конечно, удивляется его нахальству — пробрался, дескать, в такое общество и сидит
как пень. Жена Човдурова убеждена, что он недостоин Ольги и надел хороший костюм, чтоб
хоть как-нибудь скрыть свое невежество. Сам начальник конторы, наверно, завтра сделает
внушение Андрею Николаевичу за то, что тот сажает за один стол с ним такого ничтожного
юнца. Но тяжелее всего выдержать взгляд брата, в нем не укор, а негодование. Кажется, он
говорит: «Знал бы, что увижу тебя здесь, не пошел бы даже по этой улице! Сафроновы,
Page 167/311
конечно, люди добрые, но не стыдно ли ждать от них подаяния? Тебе ли владеть сердцем
Ольги? Оно у нее широко, как река, твое — узко, как отверстие штуцера. Из-за любого пустяка
ты кипятишься, грубишь. Она по доброте позвала в дом, а ты и рад! Как говорят: «Собачьи
глаза дыма не видят…»
Погруженный в мрачные мысли, Нурджан не заметил, как наполнили бокалы и рюмки, как
подали горячие блюда, как завязался оживленный разговор. Почти все за столом были давно
знакомы и понимали друг друга с полуслова.
Тамадой выбрали Султана Рустамовича.
Он не отказывался. Он любил этот дом, хозяина считал лучшим своим другом и уважал
хозяйку. Он встал, поднял рюмку и, отведя маленькую руку в сторону, поглядел на коньяк,
любуясь его коричневато-золотистым цветом.
— Друзья! — сказал он, и Нурджан, очнувшись, стал слушать, переходя попеременно от
мрачного уныния к безудержному ликованию.
— Не удивляйтесь моему вступлению, — продолжал Султан Рустамович. — Хочется
напомнить о том, что мы живем в счастливое время… В стране, где уничтожена
национальная рознь. Поглядели бы вы на национальный состав сессии Академии наук.
Конечно, большинство, как и полагается в нашей республике, туркмены. Но были там и
русские, и азербайджанцы, и армяне, и казахи, и эстонцы, были болгары, китайцы. Что
поделаешь — я стараюсь быть молодым, но, увы, скрыть этого нельзя: я человек двух эпох.
Помню, как в царской России государственная политика заключалась в том, чтобы разжигать
отвратительную слепую национальную и религиозную ненависть. Маленьким я видел в Баку
ночную резню в кривых переулках, лужи крови, слышал выстрелы, вглядывался в
изуродованные тела женщин, детей — армянских и азербайджанских… К черту, не надо
вспоминать! Теперь в нашей стране все народы собрались, как за этим дружным столом. А
молодежь даже и не подозревает, что нечто такое может препятствовать их дружбе, любви…
Там, на краю стола, я вижу, сидят два таких счастливца. Давайте же, вопреки обычаю, на этот
раз выпьем первый бокал за самых молодых, за самых счастливых.
Когда Нурджан понял наконец, что речь идет о нем с Ольгой, и поднялся на ноги, он так
смутился, что даже пролил вино на скатерть. Не зная, как себя следует вести в подобных
случаях — благодарить или молчать, в каком порядке чокаться бокалами, — он только
смешно моргал черными невинными глазами. Но со всех сторон стола к нему протягивали
полные рюмки, все смеялись, говорили разом, нисколько не озабоченные церемониалом. Как
музыку слушая звон рюмок и бокалов, Нурджан подумал, что наша страна действительно
прекрасна, уж коли такие почтенные люди пьют, как за равного, за юнца, еще не доказавшего
своего права на уважение. Но приятнее всего, что и Аман так ласково сказал: «За ваше
здоровье, братишка!» — и развеял все подозрения Нурджана.
Тост Сулейманова и всеобщее внимание, конечно, взволновали Ольгу. Только она не
растерялась, как Нурджан, а принимала все как должное. Немножко досадуя, что Султан
Рустамович бесцеремонно соединил их с Нурджаном, как молодых на свадебном пиру, она
сияла от тщеславного счастья, что на минутку оказалась в центре внимания всех этих милых,
совсем старых, по ее мнению, и очень серьезных людей. Ее забавляло и смущение
Нурджана. Такой наивный и добродушный, что с ним всегда легко и просто.
Наконец Ольгу и Нурджана оставили в покое. Разговоры возникали и обрывались, как
незакрученные нити. Султан Рустамович насмешил всех, мастерски изобразив, как на
обратном пути из Ашхабада в вагоне-ресторане Евгений Евсеевич Тихомиров тщетно искал
очки, уже давно сидевшие у него на носу. Тамара Даниловна не постеснялась показать в
лицах, как Эшебиби пришла сватать Айгюль и заглянула во все шкафы в квартире старых
Page 168/311
Човдуровых. Нурджану тоже захотелось рассказать про Дурдыева, но он не решился подать
голос. Щадя его, Ольга тоже промолчала, а было что рассказать о том, как он, рассматривая
деревья в саду, поглядывал на калитку, вроде Подколесина в гоголевской «Женитьбе».
Только Аннатувак глядел насупленно, пил коньяк и мрачнел. Раздражение, накопившееся
еще в Ашхабаде, искало выхода. Там, на сессии, все-таки явно возобладала сумасбродная
позиция Сулейманова. Аман, ничего не понимающий в делах разведки, поверил
ораторам-горлопанам. Красивые слова говорить теперь всякий умеет. У каждого своя теория,
свой взгляд на будущее, только слушай. Неприятен был и короткий разговор с управляющим
по поводу перехода конторы на разведку. Хорошо, что пока все осталось без последствий.
Даже больше того, Аннатувак успел побывать в Ашхабаде у членов комиссии, и у него
сложилось впечатление, что они — каждый порознь — прислушались к доводам и склоняются
в пользу его мнения, будут стоять за временную консервацию разведки в Сазаклы.
Раздумывая обо всем этом, Аннатувак то и дело тянулся к бутылке и старался не глядеть в
сторону тамады, чтобы не дожидаться тостов. А Сулейманов его не останавливал.
— …А ну, отодвиньте стулья! Шире, шире, больше места!
Только сейчас Аннатувак услышал звуки лезгинки — по-любительски храбро играла на
пианино Ольга. Кум-дагский торговый работник уже шел по кругу, пошевеливая плечами,
помахивая руками. Был он лыс, как булыжник, и очень молчалив за столом, до сих пор никто
не слышал от него ни слова. Но вот настала его минута. Сатанинские, высоко вскинутые
брови, скульптурно подпухшие веки, сверкающий ряд золотых зубов… Он лихо прошелся,
выбирая партнершу и прищелкивая пальцами. Танец его с Тамарой Даниловной произвел
впечатление поразительное. Все глядели на дядю как завороженные: так неподвижно было
его лицо со вскинутыми бровями и золотым оскалом, и так легки и быстры движения,
казалось, будто завели механическую игрушку.
После ужина приезжие гости заторопились домой — им предстояло на рассвете лететь в
Красноводск. Пока хозяева провожали их до калитки, женщины убирали посуду, принесли
чайники и пиалы, и все-таки разговор свернули на дела конторы, как всегда бывает, когда
собираются люди, работающие в одном коллективе.
Аннатувак сидел за столом, но мысли его унеслись далеко. На лбу собирались складки, губы
недовольно кривились, будто он обдумывал трудную задачу и сердился на себя, что не
может решить. Временами лицо светлело, хмурые складки расходились — он, видно,
побеждал какое-то препятствие. И руки, лежавшие на столе, говорили не меньше, чем лицо.
Пальцы то собирались в горсть, упирались в одну точку, то приходили в движение, начинали
рисовать какие-то восьмерки.
Он все-таки выпил лишнее.
Это особенно бросилось всем в глаза, когда Ольга стала собирать со стола бутылки с
ижевской водой. Човдуров вдруг вскочил и торопливо сгреб пять-шесть бутылок, поставил их
в круг на столе перед собой и только тогда сел и рассмеялся:
— Вот сколько воды у нас для разведки в Черных песках! — сказал он, глядя на бутылки.
Все поглядели с удивлением. Пожалуй, только Аман понял, что означает загадочная фраза.
Это было продолжение спора с той русской женщиной-гидрогеологом. Он быстро подошел к
другу и склонился, положив руку на его плечо. Что он шепнул, никто не расслышал, но все
услышали, как залихватски громко крикнул Аннатувак:
— А эта бабенка из Ясхана, видно, вскружила тебе голову! Будто она там не воду качает, а
коньяк!
Page 169/311
При этих словах Аман, не говоря ни слова, вышел на веранду. Ему не хотелось сегодня ни
ссориться с этим неистовым человеком, ни усовещивать его. Он невольно слышал, что
делалось в комнате, дверь осталась полуоткрытой.
— Вы хотите скомпрометировать политику партии!.. — доносился отрывистый голос
Човдурова. Было ясно, что он задирает геолога, а тот молчит, избегает скандала. — Легко
приспособили большие тезисы к маленькому делу! Да, к очень маленькому… Сами вы,
Султан Рустамович, человек очень маленький… хоть и Султан…
— Эк вас развезло, молодой человек, — послышался ленивый голос Сулейманова.
Аман понимал, что умный человек хочет обратить в шутку неприличный разговор. Но
Човдурова, видимо, раздражала невозмутимость противника. Теперь он кому-то, может быть
жене, объяснил всю глупость врагов:
— Им сказали: удой молока увеличьте! А они рады стараться: быков начали доить!
Ольга заглянула на веранду. Аман не дал ей убежать, задержал.
— Оля, вызовите сюда Човдурова. Очень прошу…
— Я постараюсь.
— Буду ждать!
Выходка Аннатувака произвела на всех удручающее впечатление. Тамара Даниловна
рванулась было к мужу, но тотчас остановилась, поняв, что, если вмешается, будет еще
хуже. Никто, кроме Сафронова и Сулейманова, и не понимал, из-за чего, собственно,
поднялся весь этот шум. Не знали, что уже после сессии Академии наук управляющий
Объединением ездил в Ашхабад и докладывал в совнархозе среди прочих дел и о конфликте
в конторе бурения. Но комиссия еще не кончила работу, вопрос оставался нерешенным,
попросили прислать все материалы, чтобы изучить подробнее. Аннатувак Човдуров, как
всякий одержимый упрямец, считал уже и это промедление своей победой.
Валентина Сергеевна умоляюще поглядела на мужа. Тот нехотя, с кислой улыбкой,
вмешался в разговор.
— Аннатувак Таганович, может, вам кажется, что вы говорили недостаточно громко? — Ему,
хозяину дома, было неловко, но он продолжал: — Тогда говорите еще громче, мы народ
закаленный, выдержим. Скажите, неужели вы считаете, что резкость и, простите, порой
бестактность — на пользу народу?
— Вы считаете меня врагом народа?