Полное собрание стихотворений - Марина Цветаева - 04

Ту же песнь поют колокола
Двум сердцам, которых жизнь была
В зимний день светло расцветшим садом.
Обо всем сказав другому взглядом,
Каждый ждал. Но вот из-за угла
Пронеслась смертельная стрела,
Роковым напитанная ядом.
Спите ж вы, чья жизнь богатым садом
В зимний день, средь снега, расцвела...
Ту же песнь вам шлют колокола,
Ваши белые могилки - рядом.
Weisser Hirsch, летo 1910
"ПРОСТИ" НИНЕ
Прощай! Не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил!
Поверь, не хватит наших сил
Для примирительного слова.
Твой нежный образ вечно мил,
Им сердце вечно жить готово, -
Но все ж не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил!
ЕЕ СЛОВА
- "Слова твои льются, участьем согреты,
Но темные взгляды в былом".
- "Не правда ли, милый, так смотрят портреты,
Задетые белым крылом?"
- "Слова твои - струи, вскипают и льются,
Но нежные губы в тоске".
- "Не правда ли, милый, так дети смеются
Пред львами на красном песке?"
- "Слова твои - песни, в них вызов и силы,
Ты снова, как прежде, бодра"...
- "Так дети бодрятся, не правда ли, милый,
Которым в кроватку пора?"
НАДПИСЬ В АЛЬБОМ
Пусть я лишь стих в твоем альбоме,
Едва поющий, как родник;
(Ты стал мне лучшею из книг,
А их немало в старом доме!)
Пусть я лишь стебель, в светлый миг
Тобой, жалеющим, не смятый;
(Ты для меня цветник богатый,
Благоухающий цветник!)
Пусть так. Но вот в полуистоме
Ты над страничкою поник...
Ты вспомнишь все... Ты сдержишь крик...
- Пусть я лишь стих в твоем альбоме!
СЕРДЦА И ДУШИ
Души в нас - залы для редких гостей,
Знающих прелесть тепличных растений.
В них отдыхают от скорбных путей
Разные милые тени.
Тесные келейки - наши сердца.
В них заключенный один до могилы.
В келью мою заточен до конца
Ты без товарища, милый!
ЗИМОЙ
Снова поют за стенами
Жалобы колоколов...
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!
Город во мгле засыпает,
Серп серебристый возник,
Звездами снег осыпает
Твой воротник.
Ранят ли прошлого зовы?
Долго ли раны болят?
Дразнит заманчиво-новый,
Блещущий взгляд.
Сердцу он (карий иль синий?)
Мудрых важнее страниц!
Белыми делает иней
Стрелы ресниц...
Смолкли без сил за стенами
Жалобы колоколов.
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!
Месяц склоняется чистый
В души поэтов и книг,
Сыплется снег на пушистый
Твой воротник.
ТАК БУДЕТ
Словно тихий ребенок, обласканный тьмой,
С бесконечным томленьем в блуждающем взоре,
Ты застыл у окна. В коридоре
Чей-то шаг торопливый - не мой!
Дверь открылась... Морозного ветра струя...
Запах свежести, счастья... Забыты тревоги...
Миг молчанья, и вот на пороге
Кто-то слабо смеется - не я!
Тень трамваев, как прежде, бежит по стене,
Шум оркестра внизу осторожней и глуше...
- "Пусть сольются без слов наши души!"
Ты взволнованно шепчешь - не мне!
- "Сколько книг!.. Мне казалось... Не надо огня:
Так уютней... Забыла сейчас все слова я"...
Видят беглые тени трамвая
На диване с тобой - не меня!
ПРАВДА
Vitam impendere vero.[14]
Мир утомленный вздохнул от смятений,
Розовый вечер струит забытье...
Нас разлучили не люди, а тени,
Мальчик мой, сердце мое!
Высятся стены, туманом одеты,
Солнце без сил уронило копье...
В мире вечернем мне холодно. Где ты,
Мальчик мой, сердце мое?
Ты не услышишь. Надвинулись стены,
Все потухает, сливается все...
Не было, нет и не будет замены,
Мальчик мой, сердце мое!
Москва, 27 августа 1910
СТУК В ДВЕРЬ
Сердце дремлет, но сердце так чутко,
Помнит все: и блаженство, и боль.
Те лучи догорели давно ль?
Как забыть тебя, грустный малютка,
Синеглазый малютка король?
Ты, как прежде, бредешь чрез аллею,
Неуступчив, надменен и дик;
На кудрях - золотящийся блик...
Я молчу, я смущенно не смею
Заглянуть тебе в гаснущий лик.
Я из тех, о мой горестный мальчик,
Что с рожденья не здесь и не там.
О, внемли запоздалым мольбам!
Почему ты с улыбкою пальчик
Приложил осторожно к губам?
В бесконечность ступень поманила,
Но, увы, обманула ступень:
Бесконечность окончилась в день!
Я для тени тебе изменила,
Изменила для тени мне тень.
СЧАСТЬЕ
- "Ты прежде лишь розы ценила,
В кудрях твоих венчик другой.
Ты страстным цветам изменила?"
- "Во имя твое, дорогой!"
- "Мне ландышей надо в апреле,
Я в мае топчу их ногой.
Что шепчешь в ответ еле-еле?"
- "Во имя твое, дорогой!"
- "Мне мил колокольчик-бубенчик,
Его я пребуду слугой.
Ты молча срываешь свой венчик?"
- "Во имя твое, дорогой!"
НЕВЕСТАМ МУДРЕЦОВ
Над ними древность простирает длани,
Им светит рок сияньем вещих глаз,
Их каждый миг - мучительный экстаз.
Вы перед ними - щепки в океане!
Для них любовь - минутный луч в тумане,
Единый свет немеркнущий - для вас.
Вы лишь в любви таинственно-богаты,
В ней все: пожар и голубые льды,
Последний луч и первый луч звезды,
Все ручейки, все травы, все закаты!..
- Над ними лик склоняется Гекаты,
Им лунной Греции цветут сады...
Они покой находят в Гераклите,
Орфея тень им зажигает взор...
А что у вас? Один венчальный флер!
Вяжите крепче золотые нити
И каждый миг молитвенно стелите
Свою любовь, как маленький ковер!
ЕЩЕ МОЛИТВА
И опять пред Тобой я склоняю колени,
В отдаленьи завидев Твой звездный венец.
Дай понять мне, Христос, что не все только тени,
Дай не тень мне обнять, наконец!
Я измучена этими длинными днями
Без заботы, без цели, всегда в полумгле...
Можно тени любить, но живут ли тенями
Восемнадцати лет на земле?
И поют ведь, и пишут, что счастье вначале!
Расцвести всей душой бы ликующей, всей!
Но не правда ль: ведь счастия нет, вне печали?
Кроме мертвых, ведь нету друзей?
Ведь от века зажженные верой иною
Укрывались от мира в безлюдьи пустынь?
Нет, не надо улыбок, добытых ценою
Осквернения высших святынь.
Мне не надо блаженства ценой унижений.
Мне не надо любви! Я грущу - не о ней.
Дай мне душу, Спаситель, отдать - только тени
В тихом царстве любимых теней.
Москва, осень, 1910
ОСУЖДЕННЫЕ
Сестрам Тургеневым
У них глаза одни и те же
И те же голоса.
Одна цветок неживше-свежий,
Другая луч, что блещет реже,
В глазах у третьей - небо. Где же
Такие встретишь небеса?
Им отдала при первой встрече
Я чаянье свое.
Одна глядит, как тают свечи,
Другая вся в капризной речи,
А третьей так поникли плечи,
Что плачешь за нее.
Одна, безмолвием пугая,
Под игом тишины;
Еще изменчива другая,
А третья ждет, изнемогая...
И все, от жизни убегая,
Уже осуждены.
Москва, осень 1910
ИЗ СКАЗКИ В ЖИЗНЬ
Хоть в вагоне темном и неловко,
Хорошо под шум колес уснуть!
Добрый путь, Жемчужная Головка,
Добрый путь!
Никому - с участьем или гневно -
Не позволь в былое заглянуть.
Добрый путь, погибшая царевна,
Добрый путь!
В ЗЕРКАЛЕ КНИГИ М. Д.-В
Это сердце - мое! Эти строки - мои!
Ты живешь, ты во мне, Марселина!
Уж испуганный стих не молчит в забытьи,
И слезами растаяла льдина.
Мы вдвоем отдались, мы страдали вдвоем,
Мы, любя, полюбили на муку!
Та же скорбь нас пронзила и тем же копьем,
И на лбу утомленно-горячем своем
Я прохладную чувствую руку.
Я, лобзанья прося, получила копье!
Я, как ты, не нашла властелина!..
Эти строки - мои! Это сердце - мое!
Кто же, ты или я - Марселина?
ЭСТЕТЫ
Наши встречи, - только ими дышим все мы,
Их предчувствие лелея в каждом миге, -
Вы узнаете, разрезав наши книги.
Все, что любим мы и верим - только темы.
Сновидение друг другу подарив, мы
Расстаемся, в жажде новых сновидений,
Для себя и для другого - только тени,
Для читающих об этом - только рифмы.
ОНИ И МЫ
Героини испанских преданий
Умирали, любя,
Без укоров, без слез, без рыданий.
Мы же детски боимся страданий
И умеем лишь плакать, любя.
Пышность замков, разгульность охоты,
Испытанья тюрьмы, -
Все нас манит, но спросят нас: "Кто ты?"
Мы согнать не сумеем дремоты
И сказать не сумеем, кто мы.
Мы все книги подряд, все напевы!
Потому на заре
Детский грех непонятен нам Евы.
Потому, как испанские девы,
Мы не гибнем, любя, на костре.
"Безнадежно-взрослый Вы? О, нет..."
Безнадежно-взрослый Вы? О, нет!
Вы дитя и Вам нужны игрушки,
Потому я и боюсь ловушки,
Потому и сдержан мой привет.
Безнадежно-взрослый Вы? О, нет!
Вы дитя, а дети так жестоки:
С бедной куклы рвут, шутя, парик,
Вечно лгут и дразнят каждый миг,
В детях рай, но в детях все пороки, -
Потому надменны эти строки.
Кто из них доволен дележом?
Кто из них не плачет после елки?
Их слова неумолимо-колки,
В них огонь, зажженный мятежом.
Кто из них доволен дележом?
Есть, о да, иные дети - тайны,
Темный мир глядит из темных глаз.
Но они отшельники меж нас,
Их шаги по улицам случайны.
Вы - дитя. Но все ли дети - тайны?!
Москва, 27 ноября 1910
МАМЕ
Как много забвением темным
Из сердца навек унеслось!
Печальные губы мы помним
И пышные пряди волос,
Замедленный вздох над тетрадкой
И в ярких рубинах кольцо,
Когда над уютной кроваткой
Твое улыбалось лицо.
Мы помним о раненых птицах
Твою молодую печаль
И капельки слез на ресницах,
Когда умолкала рояль.
В СУББОТУ
Темнеет... Готовятся к чаю...
Дремлет Ася под маминой шубой.
Я страшную сказку читаю
О старой колдунье беззубой.
О старой колдунье, о гномах,
О принцессе, ушедшей закатом.
Как жутко в лесах незнакомых
Бродить ей с невидящим братом!
Одна у колдуньи забота:
Подвести его к пропасти прямо!
Темнеет... Сегодня Суббота,
И будет печальная мама.
Темнеет... Не помнишь о часе.
Из столовой позвали нас к чаю.
Клубочком свернувшейся Асе
Я страшную сказку читаю.
"КУРЛЫК"
Детство: молчание дома большого,
Страшной колдуньи оскаленный клык;
Детство: одно непонятное слово,
Милое слово "курлык".
Вдруг беспричинно в парадной столовой
Чопорной гостье покажешь язык
И задрожишь и заплачешь под слово,
Глупое слово "курлык".
Бедная Fraulein[15] в накидке лиловой,
Шею до боли стянувший башлык, -
Все воскресает под милое слово,
Детское слово "курлык".
ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА
У мамы сегодня печальные глазки,
Которых и дети и няня боятся.
Не смотрят они на солдатика в каске
И даже не видят паяца.
У мамы сегодня прозрачные жилки
Особенно сини на маленьких ручках.
Она не сердита на грязные вилки
И детские губы в тянучках.
У мамы сегодня ни песен, ни сказки,
Бледнее, чем прежде, холодные щечки,
И даже не хочет в правдивые глазки
Взглянуть она маленькой дочке.
В КЛАССЕ
Скомкали фартук холодные ручки,
Вся побледнела, дрожит баловница.
Бабушка будет печальна: у внучки
Вдруг - единица!
Смотрит учитель, как будто не веря
Этим слезам в опустившемся взоре.
Ах, единица большая потеря!
Первое горе!
Слезка за слезкой упали, сверкая,
В белых кругах уплывает страница...
Разве учитель узнает, какая
Боль - единица?
НА БУЛЬВАРЕ
В небе - вечер, в небе - тучки,
В зимнем сумраке бульвар.
Наша девочка устала,
Улыбаться перестала.
Держат маленькие ручки
Синий шар.
Бедным пальчикам неловко:
Синий шар стремится вдаль.
Не дается счастье даром!
Сколько муки с этим шаром!
Миг - и выскользнет веревка.
Что останется? Печаль.
Утомились наши ручки,
- В зимнем сумраке бульвар. -
Наша детка побежала,
Ручки сонные разжала...
Мчится в розовые тучки
Синий шар.
СОВЕТ
"Если хочешь ты папе советом помочь",
Шепчет папа любимице-дочке,
"Будут целую ночь, будут целую ночь
Над тобою летать ангелочки.
Блещут крылышки их, а на самых концах
Шелестят серебристые блестки.
Что мне делать, дитя, чтоб у мамы в глазах
Не дрожали печальные слезки?
Плещут крылышки их и шумят у дверей.
Все цвета ты увидишь, все краски!
Чем мне маме помочь? Отвечай же скорей!"
- "Я скажу: расцелуй ее в глазки!
А теперь ты беги (только свечку задуй
И сложи аккуратно чулочки).
И сильнее беги, и сильнее целуй!
Будут, папа, летать ангелочки?"
МАЛЬЧИК С РОЗОЙ
Хорошо невзрослой быть и сладко
О невзрослом грезить вечерами!
Вот в тени уютная кроватка
И портрет над нею в темной раме.
На портрете белокурый мальчик
Уронил увянувшую розу,
И к губам его прижатый пальчик
Затаил упрямую угрозу.
Этот мальчик был любимец графа,
С колыбели грезивший о шпаге,
Но открыл он, бедный, дверцу шкафа,
Где лежали тайные бумаги.
Был он спрошен и солгал в ответе,
Затаив упрямую угрозу.
Только розу он любил на свете
И погиб изменником за розу.
Меж бровей его застыла складка,
Он печален в потемневшей раме...
Хорошо невзрослой быть и сладко
О невзрослом плакать вечерами!
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ АСЕ
Спи, царевна! Уж в долине
Колокол затих,
Уж коснулся сумрак синий
Башмачков твоих.
Чуть колышутся березы,
Ветерок свежей.
Ты во сне увидишь слезы
Брошенных пажей.
Тронет землю легким взмахом
Трепетный плюмаж.
Обо всем шепнет со страхом
Непокорный паж.
Будут споры... и уступки,
(Ах, нельзя без них!)
И коснутся чьи-то губки
Башмачков твоих.
ПОДРАСТАЮЩЕЙ
Опять за окнами снежок
Светло украсил ель...
Зачем переросла, дружок,
Свою ты колыбель?
Летят снежинки, льнут ко всем
И тают без числа...
Зачем, ты, глупая, зачем
Ее переросла?
В ней не давила тяжесть дней,
В ней так легко спалось!
Теперь глаза твои темней
И золото волос...
Широкий мир твой взгляд зажег,
Но счастье даст тебе ль?
Зачем переросла, дружок,
Свою ты колыбель?
ВОЛШЕБНИК
Непонятный учебник,
Чуть умолкли шаги, я на стул уронила скорей.
Вдруг я вижу: стоит у дверей
И не знает, войти ли и хитро мигает волшебник.
До земли борода,
Темный плащ розоватым огнем отливает...
И стоит и кивает
И кивая глядит, а под каждою бровью - звезда.
Я навстречу и мигом
Незнакомому гостю свой стул подаю.
"Знаю мудрость твою,
Ведь и сам ты не друг непонятным и путаным книгам.
Я устала от книг!
Разве сердце от слов напечатанных бьется?"
Он стоит и смеется:
"Ты, шалунья, права! Я для деток веселый шутник.
Что для взрослых - вериги,
Для шалуньи, как ты, для свободной души - волшебство.
Так проси же всего!"
Я за шею его обняла: "Уничтожь мои книги!
Я веселья не вижу ни в чем,
Я на маму сержусь, я с учителем спорю.
Увези меня к морю!
Посильней обними и покрепче укутай плащом!
Надоевший учебник
Разве стоит твоих серебристых и пышных кудрей?"
Вдруг я вижу: стоит у дверей
И не знает, уйти ли и грустно кивает волшебник.
ПЕРВАЯ РОЗА
Девочка мальчику розу дарит,
Первую розу с куста.
Девочку мальчик целует в уста,
Первым лобзаньем дарит.
Солнышко скрылось, аллея пуста...
Стыдно в уста целовать!
Девочка, надо ли было срывать
Первую розу с куста?
ИСПОВЕДЬ
Улыбаясь, милым крошкой звали,
Для игры сажали на колени...
Я дрожал от их прикосновений
И не смел уйти, уже неправый.
А они упрямца для забавы
Целовали!
В их очах я видел океаны,
В их речах я пенье ночи слышал.
"Ты поэт у нас! В кого ты вышел?"
Сколько горечи в таких вопросах!
Ведь ко мне клонился в темных косах
Лик Татьяны!
На заре я приносил букеты,
У дверей шепча с последней дрожью:
"Если да, - зачем же мучить ложью?
Если нет, - зачем же целовали?"
А они с улыбкою давали
Мне конфеты.
ДЕВОЧКА-CMEPTЬ
Луна омывала холодный паркет
Молочной и ровной волной.
К горячей щеке прижимая букет,
Я сладко дремал под луной.
Сияньем и сном растревожен вдвойне,
Я сонные глазки открыл,
И девочка-смерть наклонилась ко мне,
Как розовый ангел без крыл.
На тоненькой шее дрожит медальон,
Румянец струится вдоль щек,
И видно бежала: чуть-чуть запылен
Ее голубой башмачок.
Затейлив узор золотой бахромы,
В кудрях бирюзовая нить.
"Ты - маленький мальчик, я - девочка: мы
Дорогою будем шалить.
Надень же (ты - рыцарь) мой шарф кружевной!"
Я молча ей подал букет...
Молочной и ровной, холодной волной
Луна омывала паркет.
МАЛЬЧИК-БРЕД
Алых роз и алых маков
Я принес тебе букет.
Я ни в чем не одинаков,
Я - веселый мальчик-бред.
Свечку желтую задую, -
Будет розовый фонарь.
Диадему золотую
Я надену, словно царь.
Полно, царь ли? Я волшебник,
Повелитель сонных царств,
Исцеляющий лечебник
Без пилюль и без лекарств.
Что лекарства! Что пилюли!
Будем, детка, танцевать!
Уж летит верхом на стуле
Опустевшая кровать.
Алый змей шуршит и вьется,
А откуда, - мой секрет!
Я смеюсь, и все смеется.
Я - веселый мальчик-бред!
ПРИНЦ И ЛЕБЕДИ
В тихий час, когда лучи неярки
И душа устала от людей,
В золотом и величавом парке
Я кормлю спокойных лебедей.
Догорел вечерний праздник неба.
(Ах, и небо устает пылать!)
Я стою, роняя крошки хлеба
В золотую, розовую гладь.
Уплывают беленькие крошки,
Покружась меж листьев золотых.
Тихий луч мои целует ножки
И дрожит на прядях завитых.
Затенен задумчивой колонной,
Я стою и наблюдаю я,
Как мой дар с печалью благосклонной
Принимают белые друзья.
В темный час, когда мы все лелеем,
И душа томится без людей,
Во дворец по меркнущим аллеям
Я иду от белых лебедей.
ЗА КНИГАМИ
"Мама, милая, не мучь же!
Мы поедем или нет?"
Я большая, - мне семь лет,
Я упряма, - это лучше.
Удивительно упряма:
Скажут нет, а будет да.
Не поддамся никогда,
Это ясно знает мама.
"Поиграй, возьмись за дело,
Домик строй". - "А где картон?"
"Что за тон?" - "Совсем не тон!
Просто жить мне надоело!
Надоело... жить... на свете,
Все большие - палачи,
Давид Копперфильд"... - "Молчи!
Няня, шубу! Что за дети!"
Прямо в рот летят снежинки...
Огонечки фонарей...
"Ну, извозчик, поскорей!
Будут, мамочка, картинки?"
Сколько книг! Какая давка!
Сколько книг! Я все прочту!
В сердце радость, а во рту
Вкус соленого прилавка.
НЕРАВНЫЕ БРАТЬЯ
"Я колдун, а ты мой брат".
"Ты меня посадишь в яму!"
"Ты мой брат и ты не рад?"
"Спросим маму!"
"Хорошо, так ты солдат".
"Я всегда играл за даму!"
"Ты солдат и ты не рад?"
"Спросим маму!"
"Я придумал: акробат".
"Не хочу такого сраму!"
"Акробат - и ты не рад?"
"Спросим маму!"
СКУЧНЫЕ ИГРЫ
Глупую куклу со стула
Я подняла и одела.
Куклу я на пол швырнула:
В маму играть - надоело!
Не поднимаясь со стула
Долго я в книгу глядела.
Книгу я на пол швырнула:
В папу играть - надоело!
МЯТЕЖНИКИ
Что за мука и нелепость
Этот вечный страх тюрьмы!
Нас домой зовут, а мы
Строим крепость.
Как помочь такому горю?
Остается лишь одно:
Изловчиться - и в окно,
Прямо к морю!
Мы - свободные пираты,
Смелым быть - наш первый долг.
Ненавистный голос смолк.
За лопаты!
Слов не слышно в этом вое,
Ветер, море, - все за нас.
Наша крепость поднялась,
Мы - герои!
Будет славное сраженье.
Ну, товарищи, вперед!
Враг не ждет, а подождет
Умноженье.
ЖИВАЯ ЦЕПОЧКА
Эти ручки кто расцепит,
Чья тяжелая рука?
Их цепочка так легка
Под умильный детский лепет.
Кто сплетенные разнимет?
Перед ними каждый - трус!
Эту тяжесть, этот груз
Кто у мамы с шеи снимет?
А удастся, - в миг у дочки
Будут капельки в глазах.
Будет девочка в слезах,
Будет мама без цепочки.
И умолкнет милый лепет,
Кто-то всхлипнет; скрипнет дверь...
Кто разнимет их теперь
Эти ручки, кто расцепит?
БАЯРД
За умноженьем - черепаха,
Зато чертенок за игрой,
Мой первый рыцарь был без страха,
Не без упрека, но герой!
Его в мечтах носили кони,
Он был разбойником в лесу,
Но приносил мне на ладони
С магнолий снятую росу.
Ему на шее загорелой
Я поправляла талисман,
И мне, как он чужой и смелой,
Он покорялся, атаман!
Улыбкой принц и школьник платьем,
С кудрями точно из огня,
Учителям он был проклятьем
И совершенством для меня!
За принужденье мстил жестоко, -
Великий враг чернил и парт!
И был, хотя не без упрека,
Не без упрека, но Баярд!
МАМА НА ДАЧЕ
Мы на даче: за лугом Ока серебрится,
Серебрится, как новый клинок.
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венок.
Наша мама не любит тяжелой прически, -
Только время и шпильки терять!
Тихий лучик упал сквозь березки
На одну шелковистую прядь.
В небе облачко плыло и плакало, тая.
Назвала его мама судьбой.
Наша мама теперь золотая,
А венок у нее голубой.
Два веночка на ней, два венка, в самом деле:
Из цветов, а другой из лучей.
Это мы васильковый надели,
А другой, золотистый - ничей.
Скоро вечер: за лесом луна загорится,
На плотах заблестят огоньки...
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венки.
ЖАР-ПТИЦА
Максу Волошину
Нет возможности, хоть брось!
Что ни буква - клякса,
Строчка вкривь и строчка вкось,
Строчки веером, - все врозь!
Нету сил у Макса!
- "Барин, кушать!" Что еда!
Блюдо вечно блюдо
И вода всегда вода.
Что еда ему, когда
Ожидает чудо?
У больших об этом речь,
А большие правы.
Не спешит в постельку лечь,
Должен птицу он стеречь,
Богатырь кудрявый.
Уж часы двенадцать бьют,
(Бой промчался резкий),
Над подушкой сны встают
В складках занавески.
Промелькнет - не Рыба-Кит,
Трудно ухватиться!
Точно радуга блестит!
Почему же не летит
Чудная Жар-Птица?
Плакать - глупо. Он не глуп,
Он совсем не плакса,
Не надует гордых губ, -
Ведь Жар-Птица, а не суп
Ожидает Макса!
Как зарница! На хвосте
Золотые блестки!
Много птиц, да все не те...
На ресницах в темноте
Засияли слезки.
Он тесней к окну приник:
Серые фигуры...
Вдалеке унылый крик...
- В эту ночь он все постиг,
Мальчик белокурый!
"TAK"
"Почему ты плачешь?" - "Так".
"Плакать "так" смешно и глупо.
Зареветь, не кончив супа!
Отними от глаз кулак!
Если плачешь, есть причина.
Я отец и я не враг.
Почему ты плачешь?" - "Так".
"Ну, какой же ты мужчина?
Отними от глаз кулак!
Что за нрав такой? Откуда?
Рассержусь, и будет худо!
Почему ты плачешь?" - "Так".
МОЛИТВА В СТОЛОВОЙ
Самовар отшумевший заглох;
Погружается дом в полутьму.
Мне счастья не надо, - ему
Отдай мое счастье, Бог!
Зимний сумрак касается роз
На обоях и ярких углей.
Пошли ему вечер светлей,
Теплее, чем мне, Христос!
Я сдержу и улыбку и вздох,
Я с проклятием рук не сожму,
Но только - дай счастье ему,
О, дай ему счастье, Бог!
"Мы с тобою лишь два отголоска..."
Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.
Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.
Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора, -
Только тайны утраченной жаль!
От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.
ЮНГЕ
Сыплют волны, с колесами споря,
Серебристые брызги вокруг.
Ни смущения в сердце, ни горя, -
Будь счастливым, мой маленький друг!
В синеву беспокойного моря
Выплывает отважный фрегат.
Ни смущения в сердце, ни горя, -
Будь счастливым, мой маленький брат!
ОЧАГ МУДРЕЦА
Не поэтом он был: в незнакомом
Не искал позабытых созвучий,
Без гнева на звезды и тучи
Наклонялся над греческим томом.
За окнами жизнь засыпала,
Уступала забвенью измена,
За окнами пышная пена
За фонтаном фонтан рассыпала.
В тот вечер случилось (ведь - странно,
Мы не знаем грядущего мига!),
Что с колен его мудрая книга
На ковер соскользнула нежданно.
И комната стала каютой,
Где душа говорит с тишиною...
Он плыл, убаюкан волною,
Окруженный волненьем и смутой.
Дорогие, знакомые виды
Из рам потемневших кивали,
А за окнами там проплывали
И вздыхали, плывя, Нереиды.
ПУТЬ КРЕСТА
Сколько светлых возможностей ты погубил, не желая.
Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд.
Лучезарного дня после стольких мучений ждала я,
Получила лишь крест.
Что горело во мне? Назови это чувство любовью,
Если хочешь, иль сном, только правды от сердца не скрой:
Я сумела бы, друг, подойти к твоему изголовью
Осторожной сестрой.
Я кумиров твоих не коснулась бы дерзко и смело,
Ни любимых имен, ни безумно-оплаканных книг.
Как больное дитя я тебя б убаюкать сумела
В неутешенный миг.
Сколько светлых возможностей, милый, и сколько смятений!
Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд...
Но во имя твое я без слез - мне свидетели тени -
Поднимаю свой крест.
ПАМЯТЬЮ СЕРДЦА
Памятью сердца - венком незабудок
Я окружила твой милый портрет.
Днем утоляет и лечит рассудок,
Вечером - нет.
Бродят шаги в опечаленной зале,
Бродят и ждут, не идут ли в ответ.
"Все заживает", мне люди сказали...
Вечером - нет.