Нахлебник - 3

ОЛЬГА. Однако... с чего бы, кажется, пришло вам в голову...
КУЗОВКИН. А бог знает, с чего. Сумасшествие просто. Я, признаюсь, от вина уже отвык совершенно. Ну выпил - ну и пошел. Бог знает что наболтал-с. Оно бывает-с. А я все-таки виноват кругом - и наказан поделом. (Хочет подняться.) Позвольте проститься, Ольга Петровна... Не извольте поминать лихом.
ОЛЬГА. Я вижу, вы не хотите со мной говорить откровенно. Вы меня не бойтесь... Ведь я не то, что Павел Николаич... Ну, его вы можете бояться, положим... Вы его не знаете... он с виду кажется таким строгим. А меня-то зачем вы боитесь... Ведь вы меня ребенком знали.
КУЗОВКИН. Ольга Петровна, сердце у вас ангельское... Пощадите бедного старика.
ОЛЬГА. Помилуйте! Я, напротив, желала бы...
КУЗОВКИН. Не напоминайте мне про вашу молодость... уж и так мне на душе горько... ох, горько! Под старость лет из вашего дома выезжать приходиться - и по своей вине...
ОЛЬГА. Послушайте, Василий Петрович, есть еще средство помочь вашему горю... будьте только со мной откровенны... послушайте... я... (Вдруг встает и отходит немного в сторону.)
КУЗОВКИН (глядя ей вслед). Не извольте беспокоиться, Ольга Петровна, право, не стоит-с. Я и там об вас буду бога молить. А вы иногда вспомните обо мне - скажите: вот старик Кузовкин Василий преданный мне был человек...
ОЛЬГА (снова обращаясь к Кузовкину). Василий Петрович, точно вы мне преданный человек, точно вы меня любите?
КУЗОВКИН. Матушка вы моя, прикажите мне умереть за вас.
ОЛЬГА. Нет, я не требую вашей смерти, я хочу правды, я хочу знать правду.
КУЗОВКИН. Слушаю-с.
ОЛЬГА. Я... я слышала ваше последнее восклицанье.
КУЗОВКИН (едва выговаривая слова). Какое... восклицанье?..
ОЛЬГА. Я слышала... что вы сказали обо мне. (Кузовкин поднимается с кресел и падает на колена.) Что ж это, правда?
КУЗОВКИН (заикаясь). Помилуйте, простите великодушно... Сумасшествие я уже вам докладывал... (Голос у него прерывается.)
ОЛЬГА. Нет - вы не хотите сказать мне правду.
КУЗОВКИН. Сумасшествие, Ольга Петровна, простите...
ОЛЬГА (схватывая его за руку). Нет, нет... ради бога... заклинаю вас самим богом... умоляю вас, скажите мне, что это - правда? Правда? (Молчание.) За что ж вы меня мучите?
КУЗОВКИН. Так вы хотите знать правду?
ОЛЬГА. Да. Говорите же - правда это?
КУЗОВКИН поднимает глаза, глядит на Ольгу... Черты лица его выражают мучительную борьбу. Он вдруг опускает голову и шепчет: "Правда". - ОЛЬГА быстро отступает от него и остается неподвижной... КУЗОВКИН закрывает лицо руками. Дверь из залы растворяется - и входит ЕЛЕЦКИЙ. Он сперва не замечает КУЗОВКИНА, который все на коленях, - и подходит к жене.
ЕЛЕЦКИЙ. Ну, что ж - ты кончила? (Останавливается с изумленьем.) A voila, je vous ai dit... Вот он прощенья стал просить...
ОЛЬГА. Поль, оставь нас одних...
ЕЛЕЦКИЙ (с недоуменьем). Mais, ma chere...
ОЛЬГА. Прошу тебя, умоляю тебя, оставь нас...
ЕЛЕЦКИЙ (помолчав немного). Изволь... только, я надеюсь, что ты объяснишь мне эту загадку...
ОЛЬГА кивает головой утвердительно, ЕЛЕЦКИЙ медленно выходит.
ОЛЬГА (быстро идет к двери залы, запирает ее на ключ и возвращается к Кузовкину, который все еще не поднимается). Встаньте... встаньте, говорю вам.
КУЗОВКИН (тихо поднимается). Ольга Петровна... (Он, видимо, не знает, что сказать.)
ОЛЬГА (указывая ему на диван). Сядьте здесь. (Кузовкин садится. Ольга останавливается в некотором расстоянье и стоит к нему боком.) Василий Петрович... вы понимаете мое положенье.
КУЗОВКИН (слабо). Ольга Петровна, я вижу... Я точно в уме повредился... Извольте меня отпустить, а то я еще бед наделаю... Я сам не знаю, что говорю.
ОЛЬГА (дыша с трудом). Нет, полноте, Василий Петрович. Теперь дело сделано. Теперь вы отказаться от ваших слов не можете... Вы должны мне все сказать... всю правду... теперь.
КУЗОВКИН. Да ведь я...
ОЛЬГА (быстро). Я говорю вам, поймите же, наконец, и мое положенье и ваше... Или вы оклеветали мою мать... в таком случае извольте выйти и не показывайтесь мне на глаза... (Она протягивает руку к двери... Кузовкин хочет подняться и опускается снова.) А! Вот вы остаетесь - вы видите, что вы остаетесь...
КУЗОВКИН (тоскливо). О, господи боже мой!
ОЛЬГА. Я хочу все знать... Вы должны мне все сказать... слышите?
КУЗОВКИН (с отчаянием). Ну да... да... Вы все узнаете... коли уж такая стряслась надо мною беда... Только, Ольга Петровна, не извольте так глядеть на меня... а то я... я, право, не могу...
ОЛЬГА (стараясь улыбнуться). Василий Петрович, я...
КУЗОВКИН (робко). Меня... меня Василием Семенычем зовут, Ольга Петровна... (Ольга краснеет и едва пожимает плечами. Она все стоит в некотором расстоянии от Кузовкина.) Да-с... ну, с чего же... прикажете мне начать-с...
ОЛЬГА (краснея, с замешательством). Василий Семеныч, как вы хотите... чтоб я...
КУЗОВКИН (готовый заплакать). Да я не могу говорить, когда вы так...
ОЛЬГА (протягивая ему руку). Успокойтесь... говорите... Вы видите, в каком я состоянии... Принудьте себя.
КУЗОВКИН. Слушаю, матушка, Ольга Петровна. Ну-с, позвольте-с, с чего же я начну? О господи!.. Ну, да-с. Так вот-с. Я вам, если позволите, сперва так немножко расскажу... Да-с. Сейчас, сейчас... Лет мне эдак было двадцать с небольшим... А родился я, можно сказать, в бедности, - а потом и последнего куска хлеба лишился - и совершенно, можно сказать, несправедливо... а впрочем, воспитанья, конечно, не получил никакого... Батюшка ваш покойный (Ольга вздрагивает), царство ему небесное!.. надо мною сжалиться изволил - а то бы совсем пропал. Точно; живи, дескать, у меня в доме, пока-де место тебе сыщу. Вот я у вашего батюшки и поселился. Ну, конечно, места на службе сыскать не легко - вот я так и остался. А батюшка ваш в ту пору еще в холостом состоянье проживал - а там, годика эдак через два, стал за вашу матушку свататься - ну и женился. Ну, вот и начал он жить с вашей матушкой... да двух сыночков с нею прижил - да только они оба скоро померли. И скажу я вам, Ольга Петровна, был ваш покойный батюшка крутой человек, такой крутой, что и прости господи!.. на руку тоже маленечно дерзок - и когда, бывало, осерчают, самих себя не помнят. Выпить тоже любил. А впрочем, хороший был человек-с и мой благодетель. Ну-с, вот сначала жил он, батюшка-то ваш, с покойницей матушкой вашей в больших ладах... Только недолго. Матушка ваша - царство ей небесное!.. была, можно сказать, ангел во плоти - и собой красавица... Да что-с! Судьба-с! Соседка у нас в ту пору завелась... Ваш батюшка возьми да к ней и привяжись... Ольга Петровна, простите меня великодушно, коли я...
ОЛЬГА. Продолжайте.
КУЗОВКИН. Вы же сами изволили требовать. (Проводит рукой по лицу.) О, господи боже мой, помоги мне грешному! Вот ваш батюшка и привязался к той соседке, что ей пусто было и на том свете! Стал к ней кажинный божий день ездить, часто даже на ночь домой не приезжал. Худо пошли дела. Матушка ваша, бывало, по целым дням сидит одинешенька, молчит; а то и всплакнет... Я, разумеется, тут же сижу, сердце во мне так и надрывается, а рта разинуть не смею. На что ей, думаю, мои глупые речи! Другие соседи, помещики, к вашему батюшке тоже неохотно езжали, отбил он их от дому своим, можно сказать, высокомерьем; так вот, вашей матушке, бывало, не с кем словечка было перемолвить... Сидит, бывало, сердечная, у окна, даже книжки не читает - сидит да поглядывает на дорогу, в поле-с. А у батюшки-то у вашего между тем бог весть отчего, - кажется, никто ему не прекословил, - ндрав еще более попортился. Грозный стал такой, что беда! И вот что опять удивительно: вздумал он вашу матушку ревновать, а к кому тут было ревновать, господи боже мой! Сам, бывало, уедет, а ее запрет, ей-богу! От всякой безделицы в гнев приходил. И чем ваша матушка более перед ним смирялась, тем пуще он злился. Наконец, совсем перестал с ней разговаривать, вовсе ее бросил. Ах, Ольга Петровна! Ольга Петровна! Натерпелась она в ту пору горя, ваша-то матушка! Вы ее не можете помнить, Ольга Петровна, млады вы были слишком, голубушка вы моя, когда она скончалась. Такой души добрейшей, чай, теперь уж и нет на земле. Уж как же она и любила вашего батюшку! Он на нее и не глядит, бывало, а она-то без него со мной все о нем да о нем разговаривает, как бы помочь? Как бы угодить? Вдруг в один день собрался ваш батюшка. Куда? - В Москву, говорит, один еду, по делам, - а какое один: на первой же поставе соседка его ждала. Вот и уехали они вместе и целых шесть месяцев пропадали, - шесть месяцев, Ольга Петровна! И письма ни одного домой не писал во все время! Вдруг приезжает, да такой сумрачный, сердитый... Соседка-то его бросила, как мы потом узнали. Заперся у себя в комнате, да и не показывается. Даже люди все в удивление пришли. Не вытерпела, наконец, покойница... перекрестилась бояться она его стала, бедняжка! - да и вошла к нему. Начала его уговаривать, а он как вдруг закричит на нее да, взявши палку... (Кузовкин взглядывает на Ольгу.) Виноват, Ольга Петровна.
ОЛЬГА. Правду вы говорите, Василий Семеныч?
КУЗОВКИН. Убей меня бог на самом этом месте.
ОЛЬГА. Продолжайте.
КУЗОВКИН. Вот он и... да-с. Ах, Ольга Петровна, смертельно оскорбил он вашу матушку и словами и... и прочим-с... Покойница словно полуумная на свою половину прибежала, а он крикнул людей да в отъезжее поле... Тут вот... тут... случилось... дело... (Голос его слабеет.) Не могу, Ольга Петровна, ей-богу не могу.
ОЛЬГА (не глядя на него). Говорите. (После небольшого молчания, с нетерпением.) Говорите.
КУЗОВКИН. Слушаю, Ольга Петровна. Должно полагать-с, что у вашей матушки, у покойницы, от такой обиды кровной на ту пору ум помешался... болезнь приключилась... Как теперь ее вижу... Вошла в образную, постояла перед иконами, подняла было руку для крестного знамения да вдруг отвернулась и вышла... даже засмеялась потихоньку... Осилил-таки и ее лукавый. Жутко мне стало, глядя на нее. За столом ничего не изволила кушать, все изволила молчать и на меня смотрела пристально... а вечером-с... По вечерам я, Ольга Петровна, один с ней сиживал - вот именно в этой комнате - знаете, эдак в карты иногда, от скуки, а иногда так, разговор небольшой... Ну-с, вот-с, в тот вечер... (Он начинает задыхаться.) Ваша матушка покойница, долго-долго помолчавши, эдак обратилась вдруг ко мне... А я, Ольга Петровна, на вашу матушку только что не молился, и любил же я ее, вашу матушку... вот она и говорит мне вдруг: "Василий Семеныч, ты, я знаю, меня любишь, а он вот меня презирает, он меня бросил, он меня оскорбил... Ну так и я же..." Знать, рассудок у ней от обиды помутился, Ольга Петровна, потерялась она вовсе... А я-то, а я... я ничего не понимаю-с, голова тоже эдак кругом... вот, даже вспомнить жутко, она вдруг мне в тот вечер... Матушка, Ольга Петровна, пощадите старика... Не могу... Скорей язык отсохнет! (Ольга молчит и отворачивается; Кузовкин глядит на нее и с живостью продолжает.) На другой же день, вообразите, Ольга Петровна, меня дома не было - помнится, я на заре в лес убежал, - на другой же день вдруг скачет доезжачий на двор... Что такое? Барин упал с лошади, убился насмерть, лежит без памяти... На другой же день, Ольга Петровна, на другой день!.. Ваша матушка тотчас карету - да к нему... А лежал он в степной деревушке, у священника, за сорок верст... Как ни спешила, сердечная, а в живых уже его не застала... Господи боже мой! Мы думали все, что она с ума сойдет... До самого вашего рождения все хворала - да и потом не справилась... Вы сами знаете... недолго пожила она на свете... (Он опускает голову.)
ОЛЬГА (после долгого молчания). Стало быть... я ваша дочь... Но какие доказательства?..
КУЗОВКИН (с живостью). Доказательства? Помилуйте, Ольга Петровна, какие доказательства? У меня нет никаких доказательств? Да как бы я смел? Да если б не вчерашнее несчастье, да я бы, кажется, на смертном одре не проговорился, скорей бы язык себе вырвал! И как это я не умер вчера! Помилуйте! Ни одна душа до вчерашнего дня, Ольга Петровна, помилуйте... Я сам, наедине будучи, об этом думать не смел. После смерти вашего... батюшки... я было хотел бежать куда глаза глядят... виноват - не хватило силы - бедности испугался, нужды кровной. Остался, виноват... Но при вашей матушке, при покойнице, я не только говорить или что, едва дышать мог, Ольга Петровна. Доказательства! В первые-то месяцы я вашей матушки и не видал вовсе - оне к себе в комнату заперлись и, кроме Прасковьи Ивановны, горничной, никого до своей особы не допускали... а потом... потом я ее точно видал, но, вот как перед господом говорю, в лицо ей глядеть боялся... Доказательства! Да помилуйте, Ольга Петровна, ведь я все-таки не злодей какой-нибудь и не дурак - свое место знаю. Да если б не вы сами мне приказали... не смущайтесь, Ольга Петровна, помилуйте... О чем вы беспокоиться изволите? Какие тут доказательства! Да вы не верьте мне, старому дураку... соврал - вот и все... Я ведь точно иногда не знаю сам, что говорю... Из ума выжил... Не верьте, Ольга Петровна, вот и все. Какие доказательства!
ОЛЬГА. Нет, Василий Семеныч, я с вами лукавить не стану... Вы не могли... выдумать такую... Клеветать на мертвых - нет, это слишком страшно... (отворачивается.) Нет, я вам верю...
КУЗОВКИН (слабым голосом). Вы мне верите...
ОЛЬГА. Да... (Взглянув на него и содрогаясь.) Но это ужасно, это ужасно!.. (Быстро отходит в сторону.)
КУЗОВКИН (протягивая ей вслед руки). Ольга Петровна, не беспокойтесь... Я вас понимаю... Вам, с вашим образованием... а я, если б опять-таки не для вас, я бы сказал, что я такое... но я себя знаю хорошо... Помилуйте, или вы думаете, что я не чувствую всего... Ведь я вас люблю, как родную... Ведь, наконец, вы все-таки... (Быстро поднимается.) Не бойтесь, не бойтесь, у меня это слово не сойдет с языка... Позабудьте весь наш разговор, а я уеду сегодня, сейчас... Ведь мне теперь уже нельзя здесь оставаться, никак нельзя... Что ж, я и там за вас (у него навертываются слезы)... и везде за вас и за вашего супруга... а я, конечно, сам виноват лишился, можно сказать, последнего счастия... (Плачет.)
ОЛЬГА (в невыразимом волнении). Да что же это такое? Ведь он все-таки мой отец... (Оборачивается и видя, что он плачет.) Он плачет... не плачьте же, полноте... (Она подходит к нему.)
КУЗОВКИН (протягивая ей руку). Прощайте, Ольга Петровна...
ОЛЬГА тоже нерешительно протягивает ему руку - хочет принудить себя броситься ему на шею, но тотчас же с содроганьем отворачивается и убегает в кабинет. КУЗОВКИН остается на том же месте.
КУЗОВКИН (хватаясь за сердце). Боже мой, господи боже мой, что со мною делается?
ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО (за дверью). Ты заперлась, Оля!.. Оля!..
КУЗОВКИН (приходит в себя). Кто это?.. Он... Да... Что бишь?..
ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО. К нам господин Тропачев приехал. Je vous l'annonce... Оля, отвечай же мне... Василий Семенович, тут вы, что ли?
КУЗОВКИН. Точно так-с.
ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО. А Ольга Петровна где?
КУЗОВКИН. Изволили выйти-с.
ГОЛОС ЕЛЕЦКОГО. А! Отоприте же мне.
КУЗОВКИН отпирает, входит ЕЛЕЦКИЙ.
ЕЛЕЦКИЙ (оглядываясь, про себя). Все это очень странно. (Кузовкину холодно и строго.) Вы уходите?
КУЗОВКИН. Точно так-с.
ЕЛЕЦКИЙ. А! Ну так чем же у вас разговор кончился?
КУЗОВКИН. Разговор... разговора собственно не было-с, а я у Ольги Петровны милостивого прощенья попросил.
ЕЛЕЦКИЙ. Ну, и она?
КУЗОВКИН. Оне изволили сказать, что более не гневаются... а я вот теперь ехать собираюсь.
ЕЛЕЦКИЙ. Ольга Петровна, следовательно, не переменила моего решенья?
КУЗОВКИН. Никак нет-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Гм... Мне очень жаль... но вы понимаете сами, Василий Семеныч, что-о-о...
КУЗОВКИН. Как же-с, Павел Николаич, совершенно с вами согласен. Еще милостиво поступить со мной изволили. Покорнейше вас благодарю.
ЕЛЕЦКИЙ. Мне приятно видеть, что вы по крайней мере чувствуете свою вину. Итак - прощайте... Если что нужно будет, пожалуйста, не церемоньтесь... Я хотя и отдал старосте приказ - но вы можете во всякое время обратиться прямо ко мне...
КУЗОВКИН. Покорно благодарю-с. (Кланяется.)
ЕЛЕЦКИЙ. Прощайте, Василий Семеныч. А впрочем, погодите немного... Э-э-э-э... господин Тропачев к нам приехал - так вот он сейчас сюда войдет... я бы желал, чтобы вы при нем то же самое повторили - вот то, что вы мне сегодня поутру сказали...
КУЗОВКИН. Слушаю-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Хорошо. (К входящему Тропачеву.) Mais venez donc - venez donc! (Тропачев подходит, рисуясь по обыкновению.) Ну, что, кто выиграл?
ТРОПАЧЕВ. Разумеется, я. А ваш бильярд удивительно хорош. Только представьте, господин Иванов отказался играть со мной! Говорит: у меня голова болит. Господин Иванов... и болит голова!! А? Et madame? Надеюсь, она здорова?
ЕЛЕЦКИЙ. Слава богу, - она сейчас придет.
ТРОПАЧЕВ (с любезной фамильярностью). А ведь послушайте, ваш приезд ведь это совершенное счастье для нашего брата степняка - хе-хе - une bonne fortune... (Оглядывается и замечает Кузовкина.) А, боже мой, - и вы тут?
КУЗОВКИН молча кланяется.
ЕЛЕЦКИЙ (громко Тропачеву, указывая подбородком на Кузовкину). Да... он сегодня ужасно сконфужен - вы понимаете - после вчерашней глупости - с самого вот утра у нас у всех прощенья просит.
ТРОПАЧЕВ. А! Видно, вино не свой брат?.. Что скажете? То-то.
КУЗОВКИН (не поднимая глаз). Виноват-с, совершенное безумие, можно сказать, нашло-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Ну хорошо. (Входит из кабинета Прасковья Ивановна.) Чего тебе?
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА (с поклоном Елецкому). Барыня вас к себе просят-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Зачем?
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Не могу знать-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Скажи, что сейчас приду. (Тропачеву.) Вы позволите?
ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА уходит.
ТРОПАЧЕВ (качая головой). Э-эх, Павел Николаич, как вам не стыдно спрашивать... Ступайте, ради бога...
ЕЛЕЦКИЙ. Мы вас недолго заставим ждать.
Уходит. КУЗОВКИН, все время стоящий недалеко от двери залы, хочет воспользоваться этим мгновением и уйти.
ТРОПАЧЕВ (Кузовкину). Куда же вы, любезный, куда? Останьтесь, поболтаемте.
КУЗОВКИН. Мне нужно-с...
ТРОПАЧЕВ. Э, полноте, какая вам там нужда? Вы, может быть, стыдитесь... Что за пустяки! С кем этого не случается? (Берет его под руку и ведет н авансцену.) То есть постойте - я хочу сказать - с кем не случается выпить... а признаюсь, вы удивили нас вчера! Какое родство сыскал - а? Экая фантазия, подумаешь!
КУЗОВКИН. Больше по глупости-с.
ТРОПАЧЕВ. Оно та-ак, а все-таки удивительно. Почему именно: дочь? Чудеса! А ведь, признайтесь, вы бы от такой дочери не отказались? А? (Толкает его под бок.) Нет - говорите - а? (Карпачову.) У него губа не дура - а? Как ты думаешь?
КАРПАЧОВ смеется.
КУЗОВКИН (хочет отнять свою руку у Тропачева). Позвольте-с...
ТРОПАЧЕВ. А за что вы вчера так на нас рассердились... а? Нет, скажите.
КУЗОВКИН (отворачивая голову, вполголоса). Виноват-с.
ТРОПАЧЕВ. То-то же. Ну, бог вас простит... Так дочь? (Кузовкин молчит.) Послушайте, голубчик мой, что вы ко мне никогда не заедете? Я б вас угостил.
КУЗОВКИН. Покорнейше благодарю-с.
ТРОПАЧЕВ. А у меня хорошо, вот спросите хоть у этого. (Указывает на Карпачова.) Вы бы мне опять про Ветрово рассказали.
КУЗОВКИН (глухо). Слушаю-с.
ТРОПАЧЕВ. А вы сегодня, кажется, с Карпачовым не поздоровались? (Карпачову.) Карпаче, ты с Васильем Семенычем по-вчерашнему не здоровался?
КАРПАЧОВ. Никак нет-с.
ТРОПАЧЕВ. Э, брат, это нехорошо.
КАРПАЧОВ. Да я, позвольте, вот сейчас...
Идет с распростертыми объятиями к Кузовкину. Кузовкин пятиться. Дверь из кабинета быстро растворяется - и входит ЕЛЕЦКИЙ. Он бледен и взволнован.
ЕЛЕЦКИЙ (с досадой). А я, кажется, вас просил, Флегонт Александрыч, оставить господина Кузовкина в покое...
ТРОПАЧЕВ с изумленьем оборачивается и глядит на Елецкого. КАРПАЧОВ остается неподвижным.
ТРОПАЧЕВ (не без смущенья). Вы, мне-е... Я не помню...
ЕЛЕЦКИЙ (продолжает сухо и резко). Да-с, Флегонт Александрыч, я, признаюсь, удивляюсь, что вам за охота, с вашим воспитаньем... с вашим образованьем... заниматься такими, смею сказать... пустыми шутками... да еще два дня сряду...
ТРОПАЧЕВ (делая рукой знак Карпачову, который тотчас отскакивает и вытягивается). Однако позвольте, Павел Николаич... Я, конечно... Впрочем, я точно с вами согласен... хотя, с другой стороны... А что, ваша супруга здорова?
ЕЛЕЦКИЙ. Да... она скоро придет... (Улыбаясь и пожимая руку Тропачеву.) Вы меня, пожалуйста, извините... Я сегодня что-то не в духе.
ТРОПАЧЕВ. О, полноте, Павел Николаич, что за беда... Притом вы правы... с этим народом фамильярность никуда не годится... (Елецкого слегка передергивает.) Какая сегодня славная погода! (Минутное молчание.) А ведь точно вы правы... в деревне долго жить - беда! On se rouille a la campagne... Ужасно... Скучно, знаете... Где тут разбирать...
ЕЛЕЦКИЙ. Пожалуйста, не вспоминайте об этом больше, Флегонт Александрыч, сделайте одолжение...
ТРОПАЧЕВ. Нет, нет, я так; я вообще; общее, знаете, замечанье. (Опять маленькое молчанье.) Я вам, кажется, не сказывал... Я будущей зимой уезжаю за границу.
ЕЛЕЦКИЙ. А! (Кузовкину, который опять хочет уйти.) Останьтесь, Василий Семеныч... Мне нужно с вами поговорить.
ТРОПАЧЕВ. Я думаю, года эдак два за границей остаться... А что мадам? Будем ли мы иметь удовольствие ее видеть сегодня?
ЕЛЕЦКИЙ. Как же. Да не хотите ли пока пройтись по саду? Видите, какое время? Un petit tour? Только позвольте мне не сопровождать вас. Мне нужно переговорить с Васильем Семенычем... Впрочем, я через несколько минут...
ТРОПАЧЕВ. Будьте как дома, хе-хе, милый мой Павел Николаич! Делайте ваше дело не спеша - а мы пока вот с этим смертным будем наслаждаться красотами природы... Природа - смерть моя! Вене еси, Карпаче! (Уходит с Карпачовым.)
ЕЛЕЦКИЙ (идет за ним вслед, запирает дверь, возвращается к Кузовкину и скрещивает руки). Милостивый государь! Вчера я видел в вас вздорного и нетрезвого человека; сегодня я должен считать вас за клеветника и за интригана... Не извольте перебивать меня!.. за интригана и за клеветника. Ольга Петровна мне все сказала. Вы, может быть, этого не ожидали, милостивый государь? Каким образом вы лично сознаетесь мне, что сказанное вами вчера - совершенная и чистая выдумка... А сейчас, в разговоре с моей женой...
КУЗОВКИН. Я виноват... Сердце у меня...
ЕЛЕЦКИЙ. Мне до вашего сердца дела нет - а я снова спрашиваю вас: ведь вы солгали? (Кузовкин молчит.) Солгали?
КУЗОВКИН. Я уже вам докладывал, что я вчера сам не знал, что говорил.
ЕЛЕЦКИЙ. А сегодня вы знали, что говорили. И после этого вы имеет еще столько духа, что смотрите порядочному человеку в глаза? И стыд вас еще не уничтожил?
КУЗОВКИН. Павел Николаич, вы, ей-богу, слишком со мною строги. Извольте милостиво сообразить, какую пользу мог бы я извлечь из моего разговора с Ольгой Петровной?
ЕЛЕЦКИЙ. Я вам скажу, какую пользу. Вы надеялись этой нелепой басней возбудить ее сожаление. Вы рассчитывали на ее великодушие... денег вам хотелось, денег... Да, да, денег. И я должен вам сказать, что вы достигли вашей цели. Слушайте же: мы с женой положили выдать вам нужную сумму для обеспечения вашего существования, с тем, однако...
КУЗОВКИН. Да я ничего не хочу!
ЕЛЕЦКИЙ. Не прерывайте меня, милостивый государь!.. С тем, однако, чтобы вы избрали место жительства подальше отсюда. А я, со своей стороны, прибавлю следующее: принимая от нас эту сумму, вы тем самым сознаетесь в вашей лжи... Вас это слово, я вижу, коробит --в вашей выдумке, - и, следовательно, отказываетесь от всякого права...
КУЗОВКИН. Да я от вас копейки не возьму!
ЕЛЕЦКИЙ. Как, сударь? Стало быть, вы упорствуете? Стало быть, я должен думать, что вы сказали правду? Извольте объясниться, наконец!
КУЗОВКИН. Ничего я не могу сказать. Думайте обо мне, что хотите - а только я ничего не возьму.
ЕЛЕЦКИЙ. Однако это ни на что не похоже! Вы, пожалуй, еще останетесь здесь!
КУЗОВКИН. Сегодня же меня здесь не будет.
ЕЛЕЦКИЙ. Вы уедете! Но в каком положении оставите вы Ольгу Петровну? Вы бы хоть это сообразили, если в вас еще осталось на каплю чувства.
КУЗОВКИН. Отпустите меня, Павел Николаич. Ей-богу, у меня голова кругом идет. Что вы от меня хотите?
ЕЛЕЦКИЙ. Я хочу знать, берете ли вы эти деньги. Вы, может быть, думаете, что сумма незначительная? Мы вам десять тысяч рублей даем.
КУЗОВКИН. Не могу я ничего взять.
ЕЛЕЦКИЙ. Не можете? Стало быть, жена моя ваша... Язык не поворачивается выговорить это слово!
КУЗОВКИН. Я ничего не знаю... Отпустите меня. (Хочет уйти.)
ЕЛЕЦКИЙ Это слишком! Да знаешь ли ты, что я могу принудить тебя повиноваться!
КУЗОВКИН. А каким это образом, смею спросить?
ЕЛЕЦКИЙ. Не выводите меня из терпения!.. Не заставляйте меня напомнить вам, кто вы такой!
КУЗОВКИН. Я столбовой дворянин... Вот кто я-с!
ЕЛЕЦКИЙ. Хорош дворянин, нечего сказать!
КУЗОВКИН. Каков ни на есть - а купить его нельзя-с.
ЕЛЕЦКИЙ. Слушайте...
КУЗОВКИН. Это вы в Петербурге с вашими подчиненными извольте так обращаться.
ЕЛЕЦКИЙ. Слушайте, упрямый старик. Ведь вы не желаете оскорбить вашу благодетельницу? Вы уже сознались раз в несправедливости ваших слов; что же вам стоит успокоить Ольгу Петровну окончательно - и взять деньги, которые мы вам предлагаем? Или вы так богаты, что вам десять тысяч рублей нипочем?
КУЗОВКИН. Не богат я, Павел Николаич; да подарочек-то ваш больно горек. Уж и так я вдоволь стыда наглотался... да-с. Вы вот изволите говорить, что мне денег надо; не надо мне денег-с. Рубля на дорогу от вас не возьму-с.
ЕЛЕЦКИЙ. О, я понимаю ваш расчет! Вы притворяетесь бескорыстным; вы надеетесь эдак больше выиграть. В последний раз говорю вам: либо вы возьмете деньги на тех условиях, которые я изложил вам, либо я прибегну к таким мерам... к таким мерам...
КУЗОВКИН. Да что вы хотите от меня, господи! Мало вам того, что я уезжаю; вы хотите, чтоб я замарался, вы хотите купить меня... Так нет же, Павел Николаич, этого не будет!
ЕЛЕЦКИЙ. О, черт возьми! Я тебя... (В это мгновенье раздается под окном в саду голос Тропачева; он напевает: "Я здесь, Инезилья, я здесь под окном".) Это невыносимо! (Подходя к окну.) Я сейчас... сейчас... (Кузовкину.) Даю вам четверть часа на размышление... а там уж не пеняйте! (Уходит.)
КУЗОВКИН (один). Что это со мною делают, господи! Да этак лучше прямо в гроб живому лечь! Погубил я себя! Язык мой - враг мой. Этот барин... Ведь он со мной, как с собакой, говорил, ей-богу!.. Словно во мне и души-то нет!.. Ну, хоть убей он меня... (Из кабинета выходит Ольга; у ней в руках бумага. Кузовкин оглядывается.) Господи...
ОЛЬГА (нерешительно подходя к Кузовкину). Я желала видеть вас еще раз, Василий Семеныч...
КУЗОВКИН (не глядя на нее). Ольга Петровна... зачем... вы вашему супругу... все изволили сообщить...
ОЛЬГА. Я никогда ничего не скрывала от него, Василий Семеныч...
КУЗОВКИН. Так-с...
ОЛЬГА (поспешно). Он поверил мне... (Понизив голос.) И соглсаен на все.
КУЗОВКИН. Согласен-с? На что согласен-с?
ОЛЬГА. Василий Семеныч, вы добрый... вы благородный человек... Вы меня поймете. Скажите сами, можете ли вы здесь остаться?
КУЗОВКИН. Не могу-с.
ОЛЬГА. Нет, послушайте... Я хочу знать ваше мнение... Я успела оценить вас, Василий Семеныч... Говорите же, говорите откровенно...
КУЗОВКИН. Я чувствую вашу ласку, Ольга Петровна, я, поверьте, тоже умею ценить... (Он останавливается и продолжает со вздохом.) Нет, не могу я остаться, - никак не могу. Да и что греха таить? - теперь я, конечно, остепенился - ну и хозяина тоже давно в доме не было... некому было эдак, знаете... Да ведь старики-то живы; они ведь не забыли... ведь я точно у покойника в шумах состоял... Из-под палки, бывало, паясничал, - а иногда и сам... (Ольга отворачивается.) Не огорчайтесь, Ольга Петровна... Ведь, наконец, я... я вам все-таки чужой человек... Ведь, наконец, я... я вам все-таки чужой человек... остаться я не могу.
ОЛЬГА. В таком случае... возьмите... это... (Протягивает ему бумагу.)
КУЗОВКИН (принимает ее с недоумением). Что это-с?
ОЛЬГА. Это... мы вам назначаем... сумму... для выкупа вашего Ветрова... Я надеюсь, что вы нам... что вы мне не откажете...
КУЗОВКИН (роняет бумагу и закрывает лицо руками). Ольга Петровна, за что же и вы, и вы меня обижаете?
ОЛЬГА. Как?
КУЗОВКИН. Вы от меня откупиться хотите. Да я ж вам сказывал, что доказательств у меня нет никаких... Почему вы знаете, что я это все не выдумал, что у меня нет никаких... Почему вы знаете, что я это все не выдумал, что у меня не было, наконец, намеренья...
ОЛЬГА (с живостью его перебивая). Если б я вам не верила, разве мы бы согласились...
КУЗОВКИН. Вы мне верите - чего же мне больше, - на что мне эта бумага? Я сызмала себя не баловал... не начинать же мне под старость...Что мне нужно? Хлеба ломоть - вот и все. Коли вы мне верите... (Останавливается.)
ОЛЬГА. Да... да... я вам верю. Нет, вы меня не обманываете - нет... Я вам верю, верю... (Вдруг обнимает его и прижимается к его груди головой.)