LatinEach bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
Мы - 11
Total number of words is 1807
Total number of unique words is 867
41.7 of words are in the 2000 most common words
53.3 of words are in the 5000 most common words
59.8 of words are in the 8000 most common words
Проснулся: уже десять (звонка сегодня, очевидно, не было). На столе - еще со вчерашнего - стоял стакан с водой. Я жадно выглотал воду и побежал: мне надо было все это скорее, как можно скорее.
Небо - пустынное, голубое, дотла выеденное бурей. Колючие углы теней, все вырезано из синего осеннего воздуха - тонкое - страшно притронуться: сейчас же хрупнет, разлетится стеклянной пылью. И такое - во мне: нельзя думать, не надо думать, не надо думать, иначе -
И я не думал, даже, может быть, не видел по-настоящему, а только регистрировал. Вот на мостовой - откуда-то ветки, листья на них зеленые, янтарные, малиновые. Вот наверху - перекрещиваясь, мечутся птицы и аэро. Вот - головы, раскрытые рты, руки машут ветками. Должно быть, все это орет, каркает, жужжит...
Потом - пустые, как выметенные какой-то чумой, улицы. Помню: споткнулся обо что-то нестерпимо мягкое, податливое и все-таки неподвижное. Нагнулся: труп. Он лежал на спине, раздвинув согнутые ноги, как женщина. Лицо...
Я узнал толстые, негрские и как будто даже сейчас еще брызжущие смехом губы. Крепко зажмуривши глаза, он смеялся мне в лицо. Секунда - я перешагнул через него и побежал - потому что я уже не мог, мне надо было сделать все скорее, иначе - я чувствовал - сломаюсь, прогнусь, как перегруженный рельс...
К счастью - это было уже в двадцати шагах, уже вывеска - золотые буквы "Бюро Хранителей". На пороге я остановился, хлебнул воздуху сколько мог - и вошел.
Внутри, в коридоре, - бесконечной цепью, в затылок, стояли нумера, с листками, с толстыми тетрадками в руках. Медленно подвигались на шаг, на два - и опять останавливались.
Я заметался вдоль цепи, голова расскакивалась, я хватал их за рукава, я молил их - как больной молит дать ему скорее чего-нибудь такого, что секундной острейшей мукой сразу перерубило бы все.
Какая-то женщина, туго перетянутая поясом поверх юни-фы, отчетливо выпячены два седалищных полушара, и она все время поводила ими по сторонам, как будто именно там у нее были глаза. Она фыркнула на меня:
- У него живот болит! Проводите его в уборную - вон, вторая дверь направо...
И на меня - смех: и от этого смеха что-то к горлу, и я сейчас закричу или... или...
Вдруг сзади кто-то схватил меня за локоть. Я обернулся: прозрачные, крылатые уши. Но они были не розовые, как обыкновенно, а пунцовые: кадык на шее ерзал - вот-вот прорвет тонкий чехол.
- Зачем вы здесь? - спросил он, быстро ввинчиваясь в меня.
Я так и вцепился в него:
- Скорее - к вам в кабинет... Я должен все - сейчас же! Это хорошо, что именно вам... Это, может быть, ужасно, что именно вам, но это хорошо, это хорошо...
Он тоже знал ее, и от этого мне было еще мучительней, но, может быть, он тоже вздрогнет, когда услышит, и мы будем убивать уже вдвоем, я не буду один в эту последнюю мою секунду...
Захлопнулась дверь. Помню: внизу под дверью прицепилась какая-то бумажка и заскребла на полу, когда дверь закрывалась, а потом, как колпаком, накрыло какой-то особенной, безвоздушной тишиной. Если бы он сказал хоть одно слово - все равно какое - самое пустяковое слово, я бы все сдвинул сразу. Но он молчал.
И, весь напрягшись до того, что загудело в ушах, - я сказал (не глядя):
- Мне кажется - я всегда ее ненавидел, с самого начала. Я боролся... А впрочем - нет, нет, не верьте мне: я мог и не хотел спастись, я хотел погибнуть, это было мне дороже всего... то есть не погибнуть, а чтобы она... И даже сейчас - даже сейчас, когда я уже все знаю... Вы знаете, вы знаете, что меня вызывал Благодетель?
- Да, знаю.
- Но то, что Он сказал мне... Поймите же - это вот все равно, как если сейчас выдернуть из-под вас пол - и вы со всем, что вот тут на столе - с бумагой, чернилами... чернила выплеснутся - и все в кляксу...
- Дальше, дальше! И торопитесь. Там ждут другие.
И тогда я - захлебываясь, путаясь - все что было, все, что записано здесь. О себе настоящем, и о себе лохматом, и то, что она сказала тогда о моих руках - да, именно с этого все и началось, - и как я тогда не хотел исполнить свой долг, и как обманывал себя, и как она достала подложные удостоверения, и как я ржавел день ото дня, и коридоры внизу, и как там - за Стеною...
Все это - несуразными комьями, клочьями - я захлебывался, слов не хватало. Кривые, двоякоизогнутые губы с усмешкой пододвигали ко мне нужные слова - я благодарно кивал: да, да... И вот (что же это?) - вот уже говорит за меня он, а я только слушаю: "Да, а потом... Так именно и было, да, да!"
Я чувствую, как от эфира - начинает холодеть вот тут, вокруг ворота, и с трудом спрашиваю:
- Но как же - но этого вы ниоткуда не могли...
У него усмешка - молча - все кривее... И затем:
- А знаете - вы хотели кой-что от меня утаить, вот вы перечислили всех, кого заметили там, за Стеной, но одного забыли. Вы говорите - нет? А не помните ли вы, что там мельком, на секунду, - вы видели там... меня? Да, да: меня.
Пауза.
И вдруг - мне молнийно, до головы, бесстыдно ясно: он - он тоже их... И весь я, все мои муки, все то, что я, изнемогая, из последних сил принес сюда как подвиг - все это только смешно, как древний анекдот об Аврааме и Исааке. Авраам - весь в холодном поту - уже замахнулся ножом над своим сыном - над собою - вдруг сверху голос: "Не стоит! Я пошутил..."
Не отрывая глаз от кривеющей все больше усмешки, я уперся руками о край стола, медленно, медленно вместе с креслом отъехал, потом сразу - себя всего - схватил в охапку - и мимо криков, ступеней, ртов - опрометью.
Не помню, как я очутился внизу, в одной из общественных уборных при станции подземной дороги. Там, наверху, все гибло, рушилась величайшая и разумнейшая во всей истории цивилизация, а здесь - по чьей-то иронии - все оставалось прежним, прекрасным. И подумать: все это - осуждено, все это зарастет травой, обо всем этом - будут только "мифы"...
Я громко застонал. И в тот же момент чувствую - кто-то ласково поглаживает меня по плечу.
Это был мой сосед, занимавший сиденье слева. Лоб - огромная лысая парабола, на лбу желтые неразборчивые строки морщин. И эти строки обо мне.
- Я вас понимаю, вполне понимаю, - сказал он. - Но все-таки успокойтесь: не надо. Все это вернется, неминуемо вернется. Важно только, чтобы все узнали о моем открытии. Я говорю об этом вам первому: я вычислил, что бесконечности нет!
Я дико посмотрел на него.
- Да, да, говорю вам: бесконечности нет. Если мир бесконечен, то средняя плотность материи в нем должна быть равна нулю. А так как она не нуль - это мы знаем, - то, следовательно, Вселенная - конечна, она сферической формы, и квадрат вселенского радиуса у2 равен средней плотности, умноженной на... Вот мне только и надо - подсчитать числовой коэффициент, и тогда... Вы понимаете: все конечно, все просто, все - вычислимо; и тогда мы победим философски, - понимаете? А вы, уважаемый, мешаете мне закончить вычисление, вы - кричите...
Не знаю, чем я больше был потрясен: его открытием или его твердостью в этот апокалипсический час: в руках у него (я увидел это только теперь) была записная книжка и логарифмический циферблат. И я понял: если даже все погибнет, мой долг (перед вами, мои неведомые, любимые) - оставить свои записки в законченном виде.
Я попросил у него бумаги - и здесь я записал эти последние строки...
Я хотел уже поставить точку - так, как древние ставили крест над ямами, куда они сваливали мертвых, но вдруг карандаш затрясся и выпал у меня из пальцев...
- Слушайте, - дергал я соседа. - Да слушайте же, говорю вам! Вы должны - вы должны мне ответить: а там, где кончается ваша конечная Вселенная? Что там - дальше?
Ответить он не успел; сверху - по ступеням - топот -
Запись 40-я. Конспект: Факты. Колокол. Я уверен
День. Ясно. Барометр 760.
Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал - или воображал, что чувствую это?
Почерк - мой. И дальше - тот же самый почерк, но - к счастью, только почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь - я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто. Точнее: не пусто, но нет ничего постороннего, мешающего улыбаться (улыбка - есть нормальное состояние нормального человека).
Факты - таковы. В тот вечер моего соседа, открывшего конечность Вселенной, и меня, и всех, кто был с нами, - взяли в ближайший аудиториум (нумер аудиториума - почему-то знакомый: 112). Здесь мы были привязаны к столам и подвергнуты Великой Операции.
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).
Вечером в тот же день - за одним столом с Ним, с Благодетелем - я сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это красиво.
Затем ее ввели под Колокол. У нее стало очень белое лицо, а так как глаза у нее темные и большие - то это было очень красиво. Когда из-под Колокола стали выкачивать воздух - она откинула голову, полузакрыла глаза, губы стиснуты - это напомнило мне что-то. Она смотрела на меня, крепко вцепившись в ручки кресла, - смотрела, пока глаза совсем не закрылись. Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и снова посадили под Колокол. Так повторялось три раза - и она все-таки не сказала ни слова. Другие, приведенные вместе с этой женщиной, оказались честнее: многие из них стали говорить с первого же раза. Завтра они все взойдут по ступеням Машины Благодетеля.
Откладывать нельзя - потому что в западных кварталах - все еще хаос, рев, трупы, звери и - к сожалению - значительное количество нумеров, изменивших разуму.
Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
1920
1 Вероятно, от древнего "Uniforme". - Здесь и далее в романе "Мы" примеч. автора .
2 Это слово у нас сохранилось только в виде поэтической метафоры: химический состав этого вещества нам неизвестен.
3 Разумеется, речь идет не о "Законе Божьем" древних, а о законе Единого Государства.
4 Конечно, из Ботанического Музея. Я лично не вижу в цветах ничего красивого - как и во всем, что принадлежит к дикому миру, давно изгнанному зa Зеленую Стену. Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.
5 Должен сознаться, что точное решение этой улыбки я нашел только через много дней, доверху набитых событиями самыми странными и неожиданными.
6 Это давно, еще в III веке после Скрижали.
Небо - пустынное, голубое, дотла выеденное бурей. Колючие углы теней, все вырезано из синего осеннего воздуха - тонкое - страшно притронуться: сейчас же хрупнет, разлетится стеклянной пылью. И такое - во мне: нельзя думать, не надо думать, не надо думать, иначе -
И я не думал, даже, может быть, не видел по-настоящему, а только регистрировал. Вот на мостовой - откуда-то ветки, листья на них зеленые, янтарные, малиновые. Вот наверху - перекрещиваясь, мечутся птицы и аэро. Вот - головы, раскрытые рты, руки машут ветками. Должно быть, все это орет, каркает, жужжит...
Потом - пустые, как выметенные какой-то чумой, улицы. Помню: споткнулся обо что-то нестерпимо мягкое, податливое и все-таки неподвижное. Нагнулся: труп. Он лежал на спине, раздвинув согнутые ноги, как женщина. Лицо...
Я узнал толстые, негрские и как будто даже сейчас еще брызжущие смехом губы. Крепко зажмуривши глаза, он смеялся мне в лицо. Секунда - я перешагнул через него и побежал - потому что я уже не мог, мне надо было сделать все скорее, иначе - я чувствовал - сломаюсь, прогнусь, как перегруженный рельс...
К счастью - это было уже в двадцати шагах, уже вывеска - золотые буквы "Бюро Хранителей". На пороге я остановился, хлебнул воздуху сколько мог - и вошел.
Внутри, в коридоре, - бесконечной цепью, в затылок, стояли нумера, с листками, с толстыми тетрадками в руках. Медленно подвигались на шаг, на два - и опять останавливались.
Я заметался вдоль цепи, голова расскакивалась, я хватал их за рукава, я молил их - как больной молит дать ему скорее чего-нибудь такого, что секундной острейшей мукой сразу перерубило бы все.
Какая-то женщина, туго перетянутая поясом поверх юни-фы, отчетливо выпячены два седалищных полушара, и она все время поводила ими по сторонам, как будто именно там у нее были глаза. Она фыркнула на меня:
- У него живот болит! Проводите его в уборную - вон, вторая дверь направо...
И на меня - смех: и от этого смеха что-то к горлу, и я сейчас закричу или... или...
Вдруг сзади кто-то схватил меня за локоть. Я обернулся: прозрачные, крылатые уши. Но они были не розовые, как обыкновенно, а пунцовые: кадык на шее ерзал - вот-вот прорвет тонкий чехол.
- Зачем вы здесь? - спросил он, быстро ввинчиваясь в меня.
Я так и вцепился в него:
- Скорее - к вам в кабинет... Я должен все - сейчас же! Это хорошо, что именно вам... Это, может быть, ужасно, что именно вам, но это хорошо, это хорошо...
Он тоже знал ее, и от этого мне было еще мучительней, но, может быть, он тоже вздрогнет, когда услышит, и мы будем убивать уже вдвоем, я не буду один в эту последнюю мою секунду...
Захлопнулась дверь. Помню: внизу под дверью прицепилась какая-то бумажка и заскребла на полу, когда дверь закрывалась, а потом, как колпаком, накрыло какой-то особенной, безвоздушной тишиной. Если бы он сказал хоть одно слово - все равно какое - самое пустяковое слово, я бы все сдвинул сразу. Но он молчал.
И, весь напрягшись до того, что загудело в ушах, - я сказал (не глядя):
- Мне кажется - я всегда ее ненавидел, с самого начала. Я боролся... А впрочем - нет, нет, не верьте мне: я мог и не хотел спастись, я хотел погибнуть, это было мне дороже всего... то есть не погибнуть, а чтобы она... И даже сейчас - даже сейчас, когда я уже все знаю... Вы знаете, вы знаете, что меня вызывал Благодетель?
- Да, знаю.
- Но то, что Он сказал мне... Поймите же - это вот все равно, как если сейчас выдернуть из-под вас пол - и вы со всем, что вот тут на столе - с бумагой, чернилами... чернила выплеснутся - и все в кляксу...
- Дальше, дальше! И торопитесь. Там ждут другие.
И тогда я - захлебываясь, путаясь - все что было, все, что записано здесь. О себе настоящем, и о себе лохматом, и то, что она сказала тогда о моих руках - да, именно с этого все и началось, - и как я тогда не хотел исполнить свой долг, и как обманывал себя, и как она достала подложные удостоверения, и как я ржавел день ото дня, и коридоры внизу, и как там - за Стеною...
Все это - несуразными комьями, клочьями - я захлебывался, слов не хватало. Кривые, двоякоизогнутые губы с усмешкой пододвигали ко мне нужные слова - я благодарно кивал: да, да... И вот (что же это?) - вот уже говорит за меня он, а я только слушаю: "Да, а потом... Так именно и было, да, да!"
Я чувствую, как от эфира - начинает холодеть вот тут, вокруг ворота, и с трудом спрашиваю:
- Но как же - но этого вы ниоткуда не могли...
У него усмешка - молча - все кривее... И затем:
- А знаете - вы хотели кой-что от меня утаить, вот вы перечислили всех, кого заметили там, за Стеной, но одного забыли. Вы говорите - нет? А не помните ли вы, что там мельком, на секунду, - вы видели там... меня? Да, да: меня.
Пауза.
И вдруг - мне молнийно, до головы, бесстыдно ясно: он - он тоже их... И весь я, все мои муки, все то, что я, изнемогая, из последних сил принес сюда как подвиг - все это только смешно, как древний анекдот об Аврааме и Исааке. Авраам - весь в холодном поту - уже замахнулся ножом над своим сыном - над собою - вдруг сверху голос: "Не стоит! Я пошутил..."
Не отрывая глаз от кривеющей все больше усмешки, я уперся руками о край стола, медленно, медленно вместе с креслом отъехал, потом сразу - себя всего - схватил в охапку - и мимо криков, ступеней, ртов - опрометью.
Не помню, как я очутился внизу, в одной из общественных уборных при станции подземной дороги. Там, наверху, все гибло, рушилась величайшая и разумнейшая во всей истории цивилизация, а здесь - по чьей-то иронии - все оставалось прежним, прекрасным. И подумать: все это - осуждено, все это зарастет травой, обо всем этом - будут только "мифы"...
Я громко застонал. И в тот же момент чувствую - кто-то ласково поглаживает меня по плечу.
Это был мой сосед, занимавший сиденье слева. Лоб - огромная лысая парабола, на лбу желтые неразборчивые строки морщин. И эти строки обо мне.
- Я вас понимаю, вполне понимаю, - сказал он. - Но все-таки успокойтесь: не надо. Все это вернется, неминуемо вернется. Важно только, чтобы все узнали о моем открытии. Я говорю об этом вам первому: я вычислил, что бесконечности нет!
Я дико посмотрел на него.
- Да, да, говорю вам: бесконечности нет. Если мир бесконечен, то средняя плотность материи в нем должна быть равна нулю. А так как она не нуль - это мы знаем, - то, следовательно, Вселенная - конечна, она сферической формы, и квадрат вселенского радиуса у2 равен средней плотности, умноженной на... Вот мне только и надо - подсчитать числовой коэффициент, и тогда... Вы понимаете: все конечно, все просто, все - вычислимо; и тогда мы победим философски, - понимаете? А вы, уважаемый, мешаете мне закончить вычисление, вы - кричите...
Не знаю, чем я больше был потрясен: его открытием или его твердостью в этот апокалипсический час: в руках у него (я увидел это только теперь) была записная книжка и логарифмический циферблат. И я понял: если даже все погибнет, мой долг (перед вами, мои неведомые, любимые) - оставить свои записки в законченном виде.
Я попросил у него бумаги - и здесь я записал эти последние строки...
Я хотел уже поставить точку - так, как древние ставили крест над ямами, куда они сваливали мертвых, но вдруг карандаш затрясся и выпал у меня из пальцев...
- Слушайте, - дергал я соседа. - Да слушайте же, говорю вам! Вы должны - вы должны мне ответить: а там, где кончается ваша конечная Вселенная? Что там - дальше?
Ответить он не успел; сверху - по ступеням - топот -
Запись 40-я. Конспект: Факты. Колокол. Я уверен
День. Ясно. Барометр 760.
Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал - или воображал, что чувствую это?
Почерк - мой. И дальше - тот же самый почерк, но - к счастью, только почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь - я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто. Точнее: не пусто, но нет ничего постороннего, мешающего улыбаться (улыбка - есть нормальное состояние нормального человека).
Факты - таковы. В тот вечер моего соседа, открывшего конечность Вселенной, и меня, и всех, кто был с нами, - взяли в ближайший аудиториум (нумер аудиториума - почему-то знакомый: 112). Здесь мы были привязаны к столам и подвергнуты Великой Операции.
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).
Вечером в тот же день - за одним столом с Ним, с Благодетелем - я сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это красиво.
Затем ее ввели под Колокол. У нее стало очень белое лицо, а так как глаза у нее темные и большие - то это было очень красиво. Когда из-под Колокола стали выкачивать воздух - она откинула голову, полузакрыла глаза, губы стиснуты - это напомнило мне что-то. Она смотрела на меня, крепко вцепившись в ручки кресла, - смотрела, пока глаза совсем не закрылись. Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и снова посадили под Колокол. Так повторялось три раза - и она все-таки не сказала ни слова. Другие, приведенные вместе с этой женщиной, оказались честнее: многие из них стали говорить с первого же раза. Завтра они все взойдут по ступеням Машины Благодетеля.
Откладывать нельзя - потому что в западных кварталах - все еще хаос, рев, трупы, звери и - к сожалению - значительное количество нумеров, изменивших разуму.
Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
1920
1 Вероятно, от древнего "Uniforme". - Здесь и далее в романе "Мы" примеч. автора .
2 Это слово у нас сохранилось только в виде поэтической метафоры: химический состав этого вещества нам неизвестен.
3 Разумеется, речь идет не о "Законе Божьем" древних, а о законе Единого Государства.
4 Конечно, из Ботанического Музея. Я лично не вижу в цветах ничего красивого - как и во всем, что принадлежит к дикому миру, давно изгнанному зa Зеленую Стену. Красиво только разумное и полезное: машины, сапоги, формулы, пища и проч.
5 Должен сознаться, что точное решение этой улыбки я нашел только через много дней, доверху набитых событиями самыми странными и неожиданными.
6 Это давно, еще в III веке после Скрижали.
You have read 1 text from Russian literature.
- Parts
- Мы - 01Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4498Total number of unique words is 200631.8 of words are in the 2000 most common words43.0 of words are in the 5000 most common words49.5 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 02Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4504Total number of unique words is 185733.0 of words are in the 2000 most common words45.2 of words are in the 5000 most common words51.5 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 03Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4581Total number of unique words is 190034.3 of words are in the 2000 most common words45.8 of words are in the 5000 most common words53.7 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 04Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4751Total number of unique words is 189833.4 of words are in the 2000 most common words45.4 of words are in the 5000 most common words52.1 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 05Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4734Total number of unique words is 186234.8 of words are in the 2000 most common words46.6 of words are in the 5000 most common words53.4 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 06Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4660Total number of unique words is 194832.3 of words are in the 2000 most common words44.3 of words are in the 5000 most common words50.8 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 07Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4650Total number of unique words is 195933.7 of words are in the 2000 most common words45.1 of words are in the 5000 most common words51.6 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 08Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4759Total number of unique words is 182036.1 of words are in the 2000 most common words48.8 of words are in the 5000 most common words56.4 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 09Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4725Total number of unique words is 184833.5 of words are in the 2000 most common words45.2 of words are in the 5000 most common words51.8 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 10Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 4760Total number of unique words is 188132.8 of words are in the 2000 most common words45.1 of words are in the 5000 most common words52.1 of words are in the 8000 most common words
- Мы - 11Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.Total number of words is 1807Total number of unique words is 86741.7 of words are in the 2000 most common words53.3 of words are in the 5000 most common words59.8 of words are in the 8000 most common words