Latin

Мы - 08

Total number of words is 4759
Total number of unique words is 1820
36.1 of words are in the 2000 most common words
48.8 of words are in the 5000 most common words
56.4 of words are in the 8000 most common words
Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
Вот теперь я вижу на камне знакомые, огромные буквы: "Мефи" - и почему-то это так нужно, это простая, прочная нить, связывающая все. Я вижу грубое изображение - может быть, тоже на этом камне: крылатый юноша, прозрачное тело, и там, где должно быть сердце, - ослепительный, малиново-тлеющий уголь. И опять: я понимаю этот уголь... или не то: чувствую его - так же, как, не слыша, чувствую каждое слово (она говорит сверху, с камня) - и чувствую, что все дышат вместе - и всем вместе куда-то лететь, как тогда птицы над Стеной...
Сзади, из густо дышащей чащи тел - громкий голос:
- Но это же безумие!
И кажется, я - да, думаю, что это был именно я, - вскочил на камень, и оттуда солнце, головы, на синем - зеленая зубчатая пила, и я кричу:
- Да, да, именно! И надо всем сойти с ума, необходимо всем сойти с ума - как можно скорее! Это необходимо - я знаю.
Рядом - I; ее улыбка, две темных черты - от краев рта вверх, углом; и во мне угол, и это мгновенно, легко, чуть больно, прекрасно...
Потом - только застрявшие, разрозненные осколки.
Медленно, низко - птица. Я вижу: она живая, как я, она, как человек, поворачивает голову вправо, влево, и в меня ввинчиваются черные, круглые глаза...
Еще: спина - с блестящей, цвета старой слоновой кости шерстью. По спине ползет темное, с крошечными, прозрачными крыльями насекомое - спина вздрагивает, чтобы согнать насекомое, еще раз вздрагивает...
Еще: от листьев тень - плетеная, решетчатая. В тени лежат и жуют что-то похожее на легендарную пищу древних: длинный желтый плод и кусок чего-то темного. Женщина сует это мне в руку, и мне смешно: я не знаю, могу ли я это есть.
И снова: толпа, головы, ноги, руки, рты. Выскакивают на секунду лица - и пропадают, лопаются, как пузыри. И на секунду - или, может быть, это только мне кажется - прозрачные, летящие крылья-уши.
Я из всех сил стискиваю руку I. Она оглядывается:
- Что ты?
- Он здесь... Мне показалось...
- Кто он?
- ...Вот только сейчас - в толпе...
Угольно-черные, тонкие брови вздернуты к вискам: острый треугольник, улыбка. Мне неясно: почему она улыбается - как она может улыбаться?
- Ты не понимаешь - I, ты не понимаешь, что значит, если он или кто-нибудь из них - здесь.
- Смешной! Разве кому-нибудь там, за Стеною, придет в голову, что мы здесь? Вспомни: вот ты - разве ты когда-нибудь думал, что это возможно? Они ловят нас там - пусть ловят! Ты бредишь.
Она улыбается легко, весело, и я улыбаюсь, земля - пьяная, веселая, легкая - плывет...

Запись 28-я. Конспект: Обе. Энтропия и энергия. Непрозрачная часть тела

Вот: если ваш мир подобен миру наших далеких предков, так представьте себе, что однажды в океане вы наткнулись на шестую, седьмую часть света - какую-нибудь Атлантиду, и там - небывалые города-лабиринты, люди, парящие в воздухе без помощи крыльев, или аэро, камни, подымаемые вверх силою взгляда, - словом, такое, что вам не могло бы прийти в голову, даже когда вы страдаете сноболезнью. Вот так же и я вчера. Потому что - поймите же - никто и никогда из нас со времени Двухсотлетней Войны не был за Стеною - я уже говорил вам об этом.
Я знаю: мой долг перед вами, неведомые друзья, рассказать подробнее об этом странном и неожиданном мире, открывшемся мне вчера. Но пока я не в состоянии вернуться к этому. Все новое и новое, какой-то ливень событий, и меня не хватает, чтобы собрать все: я подставляю полы, пригоршни - и все-таки целые ведра проливаются мимо, а на эти страницы попадают только капли...
Сперва я услышал у себя за дверью громкие голоса - и узнал ее голос, I, упругий, металлический - и другой, почти негнувшийся - как деревянная линейка - голос Ю. Затем дверь разверзлась с треском и выстрелила их обеих ко мне в комнату. Именно так: выстрелила.
I положила руку на спинку моего кресла и через плечо, вправо - одними зубами улыбалась той. Я не хотел бы стоять под этой улыбкой.
- Послушайте, - сказала мне I, - эта женщина, кажется, поставила себе целью охранять вас от меня как малого ребенка. Это - с вашего разрешения?
И тогда - другая, вздрагивая жабрами:
- Да он и есть ребенок. Да! Только потому он и не видит, что вы с ним все это - только затем, чтобы... что все это комедия. Да! И мой долг...
На миг в зеркале - сломанная, прыгающая прямая моих бровей. Я вскочил и, с трудом удерживая в себе того - с трясущимися волосатыми кулаками, с трудом протискивая сквозь зубы каждое слово, крикнул ей в упор - в самые жабры:
- С-сию же с-секунду - вон! Сию же секунду!
Жабры вздулись кирпично-красно, потом опали, посерели. Она раскрыла рот что-то сказать и, ничего не сказав, захлопнулась, вышла.
Я бросился к I:
- Я не прощу - я никогда себе этого не прощу! Она смела - тебя? Но ты же не можешь думать, что я думаю, что... что она... Это все потому, что она хочет записаться на меня, а я...
- Записаться она, к счастью, не успеет. И хоть тысячу таких, как она: мне все равно. Я знаю - ты поверишь не тысяче, но одной мне. Потому что ведь после вчерашнего - я перед тобой вся, до конца, как ты хотел. Я - в твоих руках, ты можешь - в любой момент...
- Что - в любой момент? - и тотчас же понял - ч т о, кровь брызнула в уши, в щеки, я крикнул: - Не надо об этом, никогда не говори мне об этом! Ведь ты же понимаешь, что это тот я, прежний, а теперь...
- Кто тебя знает... Человек - как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать...
I гладит меня по голове. Лица ее мне не видно, но по голосу слышу: смотрит сейчас куда-то очень далеко, зацепилась глазами за облако, плывущее неслышно, медленно, неизвестно куда...
Вдруг отстранила меня рукой - твердо и нежно:
- Слушай: я пришла сказать тебе, что, может быть, мы уже последние дни... Ты знаешь: с сегодняшнего вечера отменены все аудиториумы.
- Отменены?
- Да. И я шла мимо - видела: в зданиях аудиториумов что-то готовят, какие-то столы, медики в белом.
- Но что же это значит?
- Я не знаю. Пока еще никто не знает. И это хуже всего. Я только чувствую: включили ток, искра бежит - и не нынче, так завтра... Но, может быть, они не успеют.
Я уж давно перестал понимать: кто - они и кто - мы. Я не понимаю, чего я хочу: чтобы успели - или не успели. Мне ясно только одно: I сейчас идет по самому краю - и вот-вот...
- Но это безумие, - говорю я. - Вы - и Единое Государство. Это все равно как заткнуть рукою дуло - и думать, что можно удержать выстрел. Это - совершенное безумие!
Улыбка:
- "Надо всем сойти с ума - как можно скорее сойти с ума". Это говорил кто-то вчера. Ты помнишь? Там...
Да, это у меня записано. И следовательно, это было на самом деле. Я молча смотрю на ее лицо: на нем сейчас особенно явственно - темный крест.
- I, милая, - пока еще не поздно... Хочешь - я брошу все, забуду все - и уйдем с тобою туда, за Стену - к этим... я не знаю, кто они.
Она покачала головой. Сквозь темные окна глаз - там, внутри у ней, я видел, пылает печь, искры, языки огня вверх, навалены горы сухих, смоляных дров. И мне ясно: поздно уже, мои слова уже ничего не могут...
Встала - сейчас уйдет. Может быть, уже последние дни, может быть, минуты... Я схватил ее за руку.
- Нет! Еще хоть немного - ну, ради... ради...
Она медленно поднимала вверх, к свету, мою руку - мою волосатую руку, которую я так ненавидел. Я хотел выдернуть, но она держала крепко.
- Твоя рука... Ведь ты не знаешь - и немногие это знают, что женщинам отсюда, из города, случалось любить тех. И в тебе, наверное, есть несколько капель солнечной, лесной крови. Может быть, потому я тебя и -
Пауза - и как странно: от паузы, от пустоты, от ничего - так несется сердце. И я кричу:
- Ага! Ты еще не уйдешь! Ты не уйдешь - пока мне не расскажешь о них - потому что ты любишь... их, а я даже не знаю, кто они, откуда они. Кто они? Половина, какую мы потеряли, Н2 и О - а чтобы получилось Н2 О - ручьи, моря, водопады, волны, бури - нужно, чтобы половины соединились...
Я отчетливо помню каждое ее движение. Я помню, как она взяла со стола мой стеклянный треугольник и все время, пока я говорил, прижимала его острым ребром к щеке - на щеке выступал белый рубец, потом наливался розовым, исчезал. И удивительно: я не могу вспомнить ее слов - особенно вначале, - и только какие-то отдельные образы, цвета.
Знаю: сперва это было о Двухсотлетней Войне. И вот - красное на зелени трав, на темных глинах, на синеве снегов - красные, непросыхающие лужи. Потом желтые, сожженные солнцем травы, голые, желтые, всклокоченные люди - и всклокоченные собаки - рядом, возле распухшей падали, собачьей или, может быть, человечьей... Это, конечно, - за стенами: потому что город - уже победил, в городе уже наша теперешняя - нефтяная пища.
И почти с неба донизу - черные, тяжелые складки, и складки колышутся: над лесами, над деревнями медленные столбы, дым. Глухой вой: гонят в город черные бесконечные вереницы, чтобы силою спасти их и научить счастью.
- Ты все это почти знал?
- Да, почти.
- Но ты не знал и только немногие знали, что небольшая часть их все же уцелела и осталась жить там, за Стенами. Голые - они ушли в леса. Они учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но зато под шерстью сберегли горячую, красную кровь. С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать голыми в леса. Пусть научатся дрожать от страха, от радости, от бешеного гнева, от холода, пусть молятся огню. И мы, Мефи, - мы хотим...
- Нет, подожди - а "Мефи"? Что такое "Мефи"?
- Мефи? Это - древнее имя, это - тот, который... Ты помнишь: там, на камне - изображен юноша... Или нет: я лучше на твоем языке, так ты скорее поймешь. Вот: две силы в мире - энтропия и энергия. Одна - к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая - к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению. Энтропии - наши или, вернее, - ваши предки, христиане, поклонялись как Богу. А мы, антихристиане, мы...
И вот момент - чуть слышный, шепотом, стук в дверь - и в комнату вскочил тот самый сплюснутый, с нахлобученным на глаза лбом, какой не раз приносил мне записки от I.
Он подбежал к нам, остановился, сопел - как воздушный насос - и не мог сказать ни слова: должно быть, бежал во всю мочь.
- Да ну же! Что случилось? - схватила его за руку I.
- Идут - сюда... - пропыхтел наконец насос. - Стража... и с ними этот - ну, как это... вроде горбатенького...
- S?
- Ну да! Рядом - в доме. Сейчас будут здесь. Скорее, скорее!
- Пустое! Успеется... - смеялась, в глазах - искры, веселые языки.
Это - или нелепое, безрассудное мужество - или тут было что-то еще непонятное мне.
- I, ради Благодетеля! Пойми же - ведь это...
- Ради Благодетеля, - острый треугольник - улыбка.
- Ну... ну, ради меня... Прошу тебя.
- Ах, а мне еще надо было с тобой об одном деле... Ну, все равно: завтра...
Она весело (да: весело) кивнула мне; кивнул и тот - высунувшись на секунду из-под своего лбяного навеса. И я - один.
Скорее - за стол. Развернул свои записи, взял перо - чтобы они нашли меня за этой работой на пользу Единого Государства. И вдруг - каждый волос на голове живой, отдельный и шевелится: "А что, если возьмут и прочтут хотя бы одну страницу - из этих, из последних?"
Я сидел за столом, не двигаясь, - и я видел, как дрожали стены, дрожало перо у меня в руке, колыхались, сливаясь, буквы...
Спрятать? Но куда: все - стекло. Сжечь? Но из коридора и из соседних комнат - увидят. И потом, я уже не могу, не в силах истребить этот мучительный - и может быть, самый дорогой мне - кусок самого себя.
Издали - в коридоре - уже голоса, шаги. Я успел только схватить пачку листов, сунуть их под себя - и вот теперь прикованный к колеблющемуся каждым атомом креслу, и пол под ногами - палуба, вверх и вниз...
Сжавшись в комочек, забившись под навес лба - я как-то исподлобья, крадучись, видел: они шли из комнаты в комнату, начиная с правого конца коридора, и все ближе. Одни сидели застывшие, как я; другие - вскакивали им навстречу и широко распахивали дверь - счастливцы! Если бы я тоже...
"Благодетель - есть необходимая для человечества усо-вершенствованнейшая дезинфекция, и вследствие этого в организме Единого Государства никакая перистальтика..." - я прыгающим пером выдавливал эту совершенную бессмыслицу и нагибался над столом все ниже, а в голове - сумасшедшая кузница, и спиною я слышал - брякнула ручка двери, опахнуло ветром, кресло подо мною заплясало...
Только тогда я с трудом оторвался от страницы и повернулся к вошедшим (как трудно играть комедию... ах, кто мне сегодня говорил о комедии?). Впереди был S - мрачно, молча, быстро высверливая глазами колодцы во мне, в моем кресле, во вздрагивающих у меня под рукой листках. Потом на секунду - какие-то знакомые, ежедневные лица на пороге, и вот от них отделилось одно - раздувающиеся, розово-коричневые жабры...
Я вспомнил все, что было в этой комнате полчаса назад, и мне было ясно, что она сейчас - Все мое существо билось и пульсировало в той (к счастью, непрозрачной) части тела, какою я прикрыл рукопись.
Ю подошла сзади к нему, к S, осторожно тронула его за рукав - и негромко сказала:
- Это - Д-503, Строитель "Интеграла". Вы, наверное, слышали? Он - всегда вот так, за столом... Совершенно не щадит себя!
...А я-то? Какая чудесная, удивительная женщина.
S заскользил ко мне, перегнулся через мое плечо - над столом. Я заслонил локтем написанное, но он строго крикнул:
- Прошу сейчас же показать мне, что у вас там!
Я, весь полыхая от стыда, подал ему листок. Он прочитал, и я видел, как из глаз выскользнула у него улыбка, юркнула вниз по лицу и, чуть пошевеливая хвостиком, присела где-то в правом углу рта...
- Несколько двусмысленно, но все-таки... Что же, продолжайте: мы больше не будем вам мешать.
Он зашлепал - как плицами по воде - к двери, и с каждым его шагом ко мне постепенно возвращались ноги, руки, пальцы - душа снова равномерно распределялась по всему телу, я дышал...
Последнее: Ю задержалась у меня в комнате, подошла, нагнулась к уху - и шепотом:
- Ваше счастье, что я...
Непонятно: что она хотела этим сказать?
Вечером, позже, узнал: они увели с собою троих. Впрочем, вслух об этом, равно как и о всем происходящем, никто не говорит (воспитательное влияние невидимо присутствующих в нашей среде Хранителей). Разговоры - главным образом о быстром падении барометра и о перемене погоды.

Запись 29-я. Конспект: Нити на лице. Ростки. Противоестественная компрессия

Странно: барометр идет вниз, а ветра все еще нет, тишина. Там, наверху, уже началось - еще неслышная нам - буря. Во весь дух несутся тучи. Их пока мало - отдельные зубчатые обломки. И так: будто наверху уже низринут какой-то город, и летят вниз куски стен и башен, растут на глазах с ужасающей быстротой - все ближе, - но еще дни им лететь сквозь голубую бесконечность, пока не рухнут на дно, к нам, вниз.
Внизу - тишина. В воздухе - тонкие, непонятные, почти невидимые нити. Их каждую осень приносит оттуда, из-за Стены. Медленно плывут - и вдруг вы чувствуете: что-то постороннее, невидимое у вас на лице, вы хотите смахнуть - и нет: не можете, никак не отделаться...
Особенно много этих нитей - если идти около Зеленой Стены, где я шел сегодня утром: I назначила мне увидеться с нею в Древнем Доме - в той, нашей, "квартире".
Я уже миновал громаду Древнего Дома, когда сзади услышал чьи-то мелкие, торопливые шаги, частое дыхание. Оглянулся - и увидал: меня догоняла О.
Вся она была как-то по-особенному, законченно, упруго кругла. Руки, и чаши грудей, и все ее тело, такое мне знакомое, круглилось и натягивало юнифу: вот сейчас прорвет тонкую материю - и наружу, на солнце, на свет. Мне представляется: там, в зеленых дебрях, весною так же упрямо пробиваются сквозь землю ростки - чтобы скорее выбросить ветки, листья, скорее цвести.
Несколько секунд она молчала, сине сияла мне в лицо.
- Я видела вас - тогда, в День Единогласия.
- Я тоже вас видел... - И сейчас же мне вспомнилось, как она стояла внизу, в узком проходе, прижавшись к стене и закрыв живот руками. Я невольно посмотрел на ее круглый под юнифой живот.
Она, очевидно, заметила - вся стала кругло-розовая, и розовая улыбка.
- Я так счастлива - так счастлива... Я полна - понимаете: вровень с краями. И вот - хожу и ничего не слышу, что кругом, а все слушаю внутри, в себе...
Я молчал. На лице у меня - что-то постороннее, оно мешало - и я никак не мог от этого освободиться. И вдруг неожиданно, еще синее сияя, она схватила мою руку - и у себя на руке я почувствовал ее губы... Это - первый раз в моей жизни. Это была какая-то неведомая мне до сих пор древняя ласка, и от нее - такой стыд и боль, что я (пожалуй, даже грубо) выдернул руку.
- Слушайте - вы с ума сошли! И не столько это - вообще вы... Чему вы радуетесь? Неужели вы можете забыть о том, что вас ждет? Не сейчас - так все равно через месяц, через два месяца...
Она - потухла; все круги - сразу прогнулись, покоробились. А у меня в сердце - неприятная, даже болезненная компрессия, связанная с ощущением жалости (сердце - не что иное, как идеальный насос; компрессия, сжатие - засасывание насосом жидкости - есть технический абсурд; отсюда ясно: насколько в сущности абсурдны, противоестественны, болезненны все "любви", "жалости" и все прочее, вызывающее такую компрессию).
Тишина. Мутно-зеленое стекло Стены - слева. Темно-красная громада - впереди. И эти два цвета, слагаясь, дали во мне в виде равнодействующей - как мне кажется, блестящую идею.
- Стойте! Я знаю, как спасти вас. Я избавлю вас от этого: увидать своего ребенка - и затем умереть. Вы сможете выкормить его - понимаете - вы будете следить, как он у вас на руках будет расти, круглеть, наливаться, как плод...
Она вся так и затряслась, так и вцепилась в меня.
- Вы помните ту женщину... ну, тогда, давно, на прогулке. Так вот: она сейчас здесь, в Древнем Доме. Идемте к ней, и ручаюсь: я все устрою немедля.
Я уже видел, как мы вдвоем с I ведем ее коридорами - вот она уже там, среди цветов, трав, листьев... Но она отступила от меня назад, рожки розового ее полумесяца дрожали и изгибались вниз.
- Это - та самая, - сказала она.
- То есть... - я почему-то смутился. - Ну да: та самая.
- И вы хотите, чтобы я пошла к ней - чтобы я просила ее - чтобы я... Не смейте больше никогда мне об этом!
Согнувшись, она быстро пошла от меня. Будто еще что-то вспомнила - обернулась и крикнула:
- И умру - да, пусть! И вам никакого дела - не все ли вам равно?
Тишина. Падают сверху, с ужасающей быстротой растут на глазах - куски синих башен и стен, но им еще часы - может быть, дни - лететь сквозь бесконечность; медленно плывут невидимые нити, оседают на лицо - и никак их не стряхнуть, никак не отделаться от них.
Я медленно иду к Древнему Дому. В сердце - абсурдная, мучительная компрессия...
Запись 30-я.
Конспект:
ПОСЛЕДНЕЕ ЧИСЛО. ОШИБКА ГАЛИЛЕЯ.
НЕ ЛУЧШЕ ЛИ?
Вот мой разговор с I - там, вчера, в Древнем Доме, среди заглушающего логический ход мыслей пестрого шума - красные, зеленые, бронзово-желтые, белые, оранжевые цвета... И все время - под застывшей на мраморе улыбкой курносого древнего поэта.
Я воспроизвожу этот разговор буква в букву - потому что он, как мне кажется, будет иметь огромное, решающее значение для судьбы Единого Государства - и больше: Вселенной. И затем - здесь вы, неведомые мои читатели, быть может, найдете некоторое оправдание мне...
I сразу, без всякой подготовки, обрушила на меня все:
- Я знаю, послезавтра у вас - первый, пробный полет "Интеграла". В этот день - мы захватим его в свои руки.
- Как? Послезавтра?
- Да. Сядь, не волнуйся. Мы не можем терять ни минуты. Среди сотен, наудачу взятых вчера Хранителями, - попало 12 Мефи. И упустить два-три дня - они погибнут.
Я молчал.
- Чтобы наблюдать за ходом испытания - к вам должны прислать электротехников, механиков, врачей, метеорологов. И ровно в 12 - запомни, - когда прозвонят к обеду и все пройдут в столовую, мы останемся в коридоре, запрем всех в столовой - и "Интеграл" наш... Ты понимаешь: это нужно во что бы то ни стало. "Интеграл" в наших руках - это будет оружие, которое поможет кончить все сразу, быстро, без боли. Их аэро... ха! Это будет просто ничтожная мошкара против коршуна. И потом, если уж это будет неизбежно - можно будет направить вниз дула двигателей и одной только их работой...
Я вскочил:
- Это немыслимо! Это нелепо! Неужели тебе не ясно: то, что вы затеваете, - это революция?
- Да, революция! Почему же это нелепо?
- Нелепо - потому что революции не может быть. Потому что наша - это не ты, а я говорю, - наша революция была последней. И больше никаких революций не может быть. Это известно всякому...
Насмешливый, острый треугольник бровей:
- Милый мой: ты - математик. Даже - больше: ты философ - от математики. Так вот: назови мне последнее число.
- То есть? Я... я не понимаю: какое - последнее?
- Ну - последнее, верхнее, самое большое.
- Но, I, - это же нелепо. Раз число чисел - бесконечно, какое же ты хочешь последнее?
- А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней - нет, революции - бесконечны. Последняя - это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо - чтобы дети спокойно спали по ночам...
- Но какой смысл - какой же смысл во всем этом - ради Благодетеля? Какой смысл, раз все уже счастливы?
- Положим... Ну хорошо: пусть даже так. А что дальше?
- Смешно! Совершенно ребяческий вопрос. Расскажи что-нибудь детям - все до конца, а они все-таки непременно спросят: а дальше, а зачем?
- Дети - единственно смелые философы. И смелые философы - непременно дети. Именно так, как дети, всегда и надо: а что дальше?
- Ничего нет дальше! Точка. Во всей вселенной - равномерно, повсюду - разлито...
- Ага: равномерно, повсюду! Вот тут она самая и есть - энтропия, психологическая энтропия. Тебе, математику, - разве не ясно, что только разности - разности - температур, только тепловые контрасты - только в них жизнь. А если всюду, по всей вселенной, одинаково теплые - или одинаково прохладные тела... Их надо столкнуть - чтобы огонь, взрыв, геенна. И мы - столкнем.
- Но, I, - пойми же, пойми: наши предки - во время Двухсотлетней Войны - именно это и сделали...
- О, и они были правы - тысячу раз правы. У них только одна ошибка: позже они уверовали, что они есть последнее число - какого нет в природе, нет. Их ошибка - ошибка Галилея: он был прав, что земля движется вокруг солнца, но он не знал, что вся солнечная система движется еще вокруг какого-то центра, он не знал, что настоящая, не относительная, орбита земли - вовсе не наивный круг...
- А вы?
- А мы - пока знаем, что нет последнего числа. Может быть, забудем. Нет: даже наверное - забудем, когда состаримся - как неминуемо старится все. И тогда мы - тоже неизбежно вниз - как осенью листья с дерева - как послезавтра вы... Нет, нет, милый, - не ты. Ты же - с нами, ты - с нами!
Разгоревшаяся, вихревая, сверкучая - я никогда еще не видел ее такой - она обняла меня собою, вся. Я исчез...
Последнее - глядя прочно, твердо в глаза мне:
- Так помни же: в двенадцать.
И я сказал:
- Да, я помню.
Ушла. Я один - среди буйного, разноголосого гама - синих, красных, зеленых, бронзово-желтых, оранжевых...
Да, в 12... - и вдруг нелепое ощущение чего-то постороннего, осевшего на лицо - чего никак не смахнуть. Вдруг - вчерашнее утро, Ю - и то, что она кричала тогда в лицо I... Почему? Что за абсурд?
Я поторопился выйти наружу - и скорее домой, домой...
Где-то сзади я слышал пронзительный писк птиц над Стеной. А впереди, в закатном солнце - из малинового кристаллизованного огня - шары куполов, огромные пылающие кубы-дома, застывшей молнией в небе - шпиц аккумуляторной башни. И все это - всю эту безукоризненную, геометрическую красоту - я должен буду сам, своими руками... Неужели - никакого выхода, никакого пути?
Мимо какого-то аудиториума (нумер его не помню). Внутри - грудой сложены скамьи; посредине - столы, покрытые простынями из белоснежного стекла; на белом - пятно розовой солнечной крови. И во всем этом скрыто какое-то неведомое - потому жуткое - завтра. Это противоестественно: мыслящему - зрячему существу жить среди незакономерностей, неизвестных, иксов. Вот если бы вам завязали глаза и заставили так ходить, ощупывать, спотыкаться, и вы знаете, что где-то тут вот совсем близко - край, один только шаг - и от вас останется только сплющенный, исковерканный кусок мяса. Разве это не то же самое?
...А что, если не дожидаясь - самому вниз головой? Не будет ли это единственным и правильным, сразу распутывающим все?

Запись 31-я. Конспект: Великая операция. Я простил все. Столкновение поездов

Спасены! В самый последний момент, когда уже казалось - не за что ухватиться, казалось - уже все кончено...
Так: будто вы по ступеням уже поднялись к грозной Машине Благодетеля, и с тяжким лязгом уже накрыл вас стеклянный колпак, и вы в последний раз в жизни - скорее - глотаете глазами синее небо...
И вдруг: все это - только "сон". Солнце - розовое и веселое, и стена - такая радость погладить рукой холодную стену - и подушка - без конца упиваться ямкой от вашей головы на белой подушке...
Вот приблизительно то, что пережил я, когда сегодня утром прочитал Государственную Газету. Был страшный сон, и он кончился. А я, малодушный, я, неверующий, - я думал уже о своевольной смерти. Мне стыдно сейчас читать последние, написанные вчера, строки. Но все равно: пусть, пусть они останутся, как память о том невероятном, что могло быть - и чего уже не будет... да, не будет!..
На первой странице Государственной Газеты сияло:

"Радуйтесь,
ибо отныне вы - совершенны! До сего дня ваши же детища, механизмы - были совершеннее вас.
Чем?
Каждая искра динамо - искра чистейшего разума; каждый ход поршня - непорочный силлогизм. Но разве не тот же безошибочный разум и в вас?
Философия у кранов, прессов и насосов - законченна и ясна, как циркульный круг. Но разве ваша философия менее циркульна?
Красота механизма - в неуклонном и точном, как маятник, ритме. Но разве вы, с детства вскормленные системой Тэйлора, - не стали маятниково-точны?
И только одно:
у механизмов нет фантазии.
Вы видели когда-нибудь, чтобы во время работы на физиономии у насосного цилиндра - расплывалась далекая, бессмысленно-мечтательная улыбка? Вы слышали когда-нибудь, чтобы краны по ночам, в часы, назначенные для отдыха, беспокойно ворочались, вздыхали?
Нет!
А у вас - краснейте! - Хранители все чаще видят эти улыбки и вздохи. И - прячьте глаза - историки Единого Государства просят отставки, чтобы не записывать постыдных событий.
Но это не ваша вина - вы больны. Имя этой болезни:
фантазия.
Это - червь, который выгрызает черные морщины на лбу. Это - лихорадка, которая гонит вас бежать все дальше - хотя бы это "дальше" начиналось там, где кончается счастье. Это - последняя баррикада на пути к счастью.
И радуйтесь: она уже взорвана.
Путь свободен.
Последнее открытие Государственной Науки: центр фантазии - жалкий мозговой узелок в области Варолиева моста. Трехкратное прижигание этого узелка Х-лучами - и вы излечены от фантазии -
навсегда.
Вы - совершенны, вы - машиноравны, путь к стопроцентному счастью - свободен. Спешите же все - стар и млад - спешите подвергнуться Великой Операции. Спешите в аудиториумы, где производится Великая Операция. Да здравствует Великая Операция. Да здравствует Единое Государство, да здравствует Благодетель!"

...Вы - если бы вы читали все это не в моих записях, похожих на какой-то древний, причудливый роман, - если бы у вас в руках, как у меня, дрожал вот этот еще пахнущий краской газетный лист - если бы вы знали, как я, что все это самая настоящая реальность, не сегодняшняя, так завтрашняя - разве не чувствовали бы вы то же самое, что я? Разве - как у меня сейчас - не кружилась бы у вас голова? Разве - по спине и рукам - не бежали бы у вас эти жуткие, сладкие ледяные иголочки? Разве не казалось бы вам, что вы - гигант, Атлас - и если распрямиться, то непременно стукнетесь головой о стеклянный потолок?
Я схватил телефонную трубку:
You have read 1 text from Russian literature.
Next - Мы - 09
  • Parts
  • Мы - 01
    Total number of words is 4498
    Total number of unique words is 2006
    31.8 of words are in the 2000 most common words
    43.0 of words are in the 5000 most common words
    49.5 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 02
    Total number of words is 4504
    Total number of unique words is 1857
    33.0 of words are in the 2000 most common words
    45.2 of words are in the 5000 most common words
    51.5 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 03
    Total number of words is 4581
    Total number of unique words is 1900
    34.3 of words are in the 2000 most common words
    45.8 of words are in the 5000 most common words
    53.7 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 04
    Total number of words is 4751
    Total number of unique words is 1898
    33.4 of words are in the 2000 most common words
    45.4 of words are in the 5000 most common words
    52.1 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 05
    Total number of words is 4734
    Total number of unique words is 1862
    34.8 of words are in the 2000 most common words
    46.6 of words are in the 5000 most common words
    53.4 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 06
    Total number of words is 4660
    Total number of unique words is 1948
    32.3 of words are in the 2000 most common words
    44.3 of words are in the 5000 most common words
    50.8 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 07
    Total number of words is 4650
    Total number of unique words is 1959
    33.7 of words are in the 2000 most common words
    45.1 of words are in the 5000 most common words
    51.6 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 08
    Total number of words is 4759
    Total number of unique words is 1820
    36.1 of words are in the 2000 most common words
    48.8 of words are in the 5000 most common words
    56.4 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 09
    Total number of words is 4725
    Total number of unique words is 1848
    33.5 of words are in the 2000 most common words
    45.2 of words are in the 5000 most common words
    51.8 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 10
    Total number of words is 4760
    Total number of unique words is 1881
    32.8 of words are in the 2000 most common words
    45.1 of words are in the 5000 most common words
    52.1 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.
  • Мы - 11
    Total number of words is 1807
    Total number of unique words is 867
    41.7 of words are in the 2000 most common words
    53.3 of words are in the 5000 most common words
    59.8 of words are in the 8000 most common words
    Each bar represents the percentage of words per 1000 most common words.